Единственная для невольника - Татьяна Новикова

Но нельзя. Недопустимо. Нечестно по отношению к Северу, который с каждым часом мрачнел всё сильнее.

Кажется, не так он представлял себя в роли хранителя. Мечтал о сражениях, а был вынужден плестись по оврагам с мечом, который оттягивал плечи.

Север винил Стьена в том, что инициация пошла не по правилам. Вслух тому ничего не предъявлял (я запретила), но смотрел очень уж недобро и периодически делал вид, что третьего спутника не существует.

Их молчаливая вражда выводила из себя. Я понимала: когда-то рванет. И опасалась, что случится это в самый неподходящий момент.

Все-таки два упрямых хранителя вместо одного — то ещё наказание.

— Всё в порядке? — строго спросила я вечером третьего дня, когда мы ненадолго остались с Севером одни; Стьен пошел к реке, чтобы набрать в котелок воды.

— Да… нет… Госпожа, мы же выберемся отсюда? Выполним своё призвание или вечно будем скитаться в Свободных землях?

Голос понурый, и тон лишен привычной самоуверенности.

— Обязательно выберемся, — слукавила я, хотя сама больше всего боялась скончаться от болезни или лап дикого зверя, так и не дойдя до жилища. — Не сомневайся. Всё получится.

Я отточенным за эти дни жестом отправила поисковый импульс и начала перебирать запасы. Хорошо, что есть магия, и множество вещей помещаются в небольшой сумке.

— Это всё из-за Ветра, — напомнил Север, который так и не узнал истинного имени соперника. — Если бы он не полез в круг, мы бы с вами не оказались здесь.

— Думаю, мы не пережили бы инициацию, если бы он вовремя не вмешался. Ты погибал, энергия пожирала меня. Ветер помог нам.

— Я бы спас вас, госпожа!

С таким жаром. Сам верит в свои слова, ни капельки в них не сомневается. Но я-то помню, как Север согнулся под мощью энергетического выплеска, как скулил от боли и катался по земле.

— Расскажи о себе, — внезапно попросила я, только бы перевести тему. — Мы никогда особо не общались, разве что на тренировках.

— А что рассказать? — Север просиял, но тотчас сник. — Про детство или юность? Да не было ничего особенного. Меня обучали сражаться, и я хорош в этом деле. Неспроста за меня просили столь высокую плату. Я считался одним из самых элитных боевых рабов.

Он искренне гордился тем, что имел цену. Даже плечи расправил, вспоминая о том, как стоял возле прилавка под взглядами покупателей.

Это ужасно… когда у человека нет иного повода для гордости, кроме собственной цены. Рабство корежит людей, лишает их целостности. Превращает в товар. В прямом смысле этого слова.

— Ты кого-нибудь любил или дружил с кем-то? Может быть, мечтаешь к кому-то вернуться?

— Не, — ответил честно. — Какой смысл от любви и привязанности? Это делает человека слабым, мешает сосредоточиться. Каждый должен быть сам за себя. Не подумайте, госпожа, вы дороги мне. Дороже всех прочих!

А вот это прозвучало льстиво и не очень-то искренне. Впрочем, я понимала, что в рабов с малых лет вбивают собачью верность хозяевам, которая не имеет ничего общего с настоящей преданностью.

— Спасибо. И ещё. Прекрати называть меня госпожой. Отныне мы равны. Ты мой хранитель, а я никогда не видела, чтобы настоящие боевики обращались с хранителями как с рабами.

— Х-хорошо. — Кажется, моё предложение его смутило, а не обрадовало. — Неужели вы не накажете Ветра за самоуправство?

Ох, опять он за старое! Что же ему так не терпится обмакнуть соперника в грязь лицом?!

— Ты сам знаешь, я не сторонник наказаний.

— Скажите, между вами что-то есть, да?.. — Север подался вперед, и в глазах его мелькнул интерес. — Близость какая-то?.. Он называет вас по имени.

— Ты тоже волен так меня называть, — поспорила я, сохраняя каменное выражение лица.

— Он заслужил сотню плетей за то, что натворил. Он подставил вас, Алиса, — имя далось ему с трудом. — Из-за него вы попали в западню и рискуете своей жизнью!

— Если у тебя есть ко мне претензии, — донесся до нас холодный голос, — выскажи их в лицо, а не жалуйся хозяйке.

Север вскочил и, красный от негодования, надвинулся на Стьена.

Я молча наблюдала за тем, как расстояние между противниками сокращается, и воздух напитывается ненавистью. Оружие они бросили на траву — уже спасибо! — зато закатали рукава, готовясь к кровопролитию.

Устала, если честно, встревать между ними и решать конфликты уговорами. Мы равны? Что ж, тогда не буду приказывать. Пускай разбираются самостоятельно.

— Делайте что хотите, только не вздумайте убить друг друга, — попросила измученным тоном, и соперники как-то сразу угасли к расправе.

Помнили всё-таки, зачем здесь оказались. Впрочем, недобро рассматривать друг дружку они не перестали, как и тлеть изнутри от ярости.

Мы даже не успели разогреть воду, когда я заметила странное свечение в форме круга. Оно приближалось к нам, то увеличиваясь в размерах, то сужаясь до размера монеты.

Поисковый импульс пульсировал ярко-желтым цветом.

— Он что-то нашел! — ахнула я и побежала за клубком света, оставив мужчин собирать котелок и тушить костер.

* * *

Алиса иссякла. Точно потухшая свеча: чадила, но не дарила свет. Перестала быть собой. Ей пришлось стать сильной ради общего дела, и у неё это получилось.

Но какой ценой?

Да ещё ей досталось два хранителя, которые были готовы передраться в любую секунду.

Если честно, Стьену хотелось решить всё в бою. Он никогда не замечал за собой особой враждебности к кому-либо, кроме господ. Но Север с каждым днем всё больше раскисал и всё меньше подходил на роль полноценного хранителя.

Вечные уколы в сторону соперника, жалобы, недостойные воина — что это, если не проявление слабости?

Как напомнить, кем он является?

Только отрезвляющим ударом.

Но Алиса запретила им драться, и это было правильным решением. Не те условия, чтобы сцепляться точно дворовые псы. Как-нибудь потом, когда всё утихнет, они вспомнят о своей неприязни.

Для начала не помешало бы выжить.

За последние дни Алиса стала так далека от Стьена, как не была даже в первые дни после покупки. Сложно не отдалиться, если нужно ежеминутно изображать равнодушие.

Изображать ли?..

Может быть, она просто от него устала?

Червячок сомнения закрался, стоило закончиться испытаниям. Стьен выдержал. С трудом, но справился. Сам ругал себя за ту слабость, когда ноги подкосились, и Алиса смотрела на него с неописуемым страхом.

Он даже не помнил, как поднялся и продолжил сражаться.

Но не сдался. Ради неё. Ради того, чтобы у них было будущее.