Дом на глухой окраине - Ксения Комал

— Какой еще припадок? — похолодела Вика. — У меня никогда не было припадков.

— До этого не было, а там понеслось: бредила что-то о своей вине, о телефоне, о подвале… Тогда твой дед решил, что тебе лучше жить в другом месте, начал подыскивать родню, чтоб тебя забрали. Оно и понятно: у ребенка один стресс за другим…

— Подождите, какой припадок?

— Ну, я уж не помню. Говорили, в тебя будто бес вселился, а я им отвечала, что ты — такая хорошая девочка, за дедушку переживаешь, волнуешься сильно.

— Что значит — бес вселился? — простонала Вика, в самом деле ничего такого не припоминая.

— Вела себя странно, бормотала разное… Дед тебе рот рукой иногда закрывал, так ты орала, когда было плохо… Викусь, столько времени прошло, какая теперь разница?

Мелькнуло секундное воспоминание о том, как чужая, пахнущая кровью рука закрывает ей рот, но сосредоточиться на нем она не сумела.

— Никакой, — обреченно протянула Вика, радуясь, что хотя бы сидит и не может рухнуть у всех на глазах. — А дед… Он себя странно не вел? Или моя мама?

— Да нет, не припомню. Ну так они ж взрослыми были, ребенку, понятно, тяжелее переносить…

В этот момент дверь фельдшерского пункта открылась, и на улицу вышла Женя. Выглядела она откровенно плохо, к тому же сильно покачивалась, а в глазах плескалась ненависть ко всему живому. Тем не менее матери она вроде бы обрадовалась и даже направилась к ней, но тут заметила ее соседку по скамейке.

— Викусь, у тебя, наверно много дел, — поспешно намекнула тетя Надя. — Да и нам уже пора.

— Всего доброго, — кивнула Вика, но с места не сдвинулась, просто не могла.

Женщина тяжело вздохнула, с усилием опираясь на сумку, поднялась и пошла к Жене. Вика отрешенно подумала о том, как они все изменились, и о том, что двадцать лет назад невозможно было такое предсказать, но сейчас философские вопросы ее мало занимали. Внезапно открывшаяся правда, которую, видимо, прекрасно знали все соседи и о которой начал подозревать Лев, ошарашила ее похлеще покушений.

Вика изо всех сил напрягала память, подробно и последовательно воспроизводила перед мысленным взором то время, однако никаких припадков там не видела. Могла она о них просто забыть? Если так, то почему помнит недавние обмороки, которые почти возвращают ее в прошлое? Или на тот момент особого прошлого у нее еще и не было? Тогда что она видела, что говорила?

И дед об этом знал, но вел себя как ни в чем не бывало. Чтобы сплавить больную внучку подальше? Чтобы она не мешала пить и похищать чужих детей? Или чтобы ее защитить? От кого-то чужого? От себя самого? От нее самой?

Вика поймала себя на том, что больше не дышит, и с усилием втянула носом воздух. Действие было осознанным, а потому казалось непривычным, но немного помогло: мысли прояснились, охвативший ее ужас начал сходить на нет.

Тетя Надя абсолютно права — это был сильный стресс, да еще и не один. Дед все сделал как надо, дал внучке другую жизнь… Тут нечего придумывать и не о чем беспокоиться: если бы непонятные приступы продолжались, то их заметили бы и родственники, и Лев. А судя по его реакции, он неприятно изумлен, следовательно, раньше ничего подобного с ней не было. Просто выдалось сложное время…

Вика поднялась со скамейки, отметила, что колени слегка дрожат, и попыталась взять себя в руки. Что она тогда говорила? Ах да — телефон, она говорила про телефон. Про подвал. Про свою вину. В чем, интересно, вина? И что еще о себе она не знает? Вселившийся бес — это ведь иносказательно? Или нет? И не звонил ли ей этот бес по особой линии?

Вика почувствовала дурноту и даже подумала зайти в фельдшерский пункт, но решила, что там подобным не занимаются. Может, и неплохо, если Лев найдет специалиста, может, ей действительно нужны лекарства, а то и что посерьезнее. И уж точно нельзя сохранять беременность, не с таким здоровьем.

— Девушка, вам нехорошо? — Из здания вышла женщина в медицинской одежде. — Помощь нужна?

— Нет, я… спасибо. — Она чуть отвернулась, догадываясь, что выглядит сейчас кошмарно, и с усилием улыбнулась.

— Ой, это вы! — Женщина подошла ближе, и, немного покопавшись в памяти, Вика поняла, что видела ее возле пруда, когда вытащила Женю. Кажется, она ее и откачивала.

— Просто гуляю…

— Вы за подругой пришли? Ее только что отпустили.

— Я видела.

— Вы — такая молодец, что не бросили ее в беде. У Евгении сейчас, конечно, тяжелый период, поддержка близких необходима.

— Стараемся.

— Вот и правильно, так и надо. Слава богу, родители рядом…

— Ага… — Вика насторожилась и, забывшись, даже повернулась. — Не родители, а мать. Ее отец умер, Женя тогда еще маленькой была.

— Нет, вы что-то путаете. Папа к ней приходил, когда она после пруда отлеживалась. Я точно помню, моя смена была. — Женщина приветливо улыбнулась и вернулась в фельдшерский пункт, а Вика рухнула обратно на скамейку.

— Теперь и этот из могилы вылез? — ошарашенно пробормотала она, обращаясь неизвестно к кому.

Мужа тети Нади она не помнила, но знала, что когда-то он существовал. Потом куда-то делся, а Женя стала завидовать тем, у кого есть папы. Даже исчезнувших мальчишек по этому поводу гнобила не раз. Может, он просто ушел из семьи, а теперь вернулся?

Нет, Женя точно говорила, что ее папа переехал на небо, с каким-то игрушечным ангелочком ходила… Может, отчим? Тетя Надя снова вышла замуж? Тогда почему она всегда одна? По идее, супруг должен поддерживать в трудной ситуации…

Сообразив, что психика сейчас действительно может не справиться с навалившимися на нее воспоминаниями и вопросами, Вика приказала себе думать о чем-то более приятном и провела неплохие полчаса в размышлениях о глобальном потеплении. Тема была выбрана наугад, но нерадужные перспективы планеты неожиданно отвлекли от насущного, и она наконец смогла покинуть скамейку. Куда теперь идти и что делать, было неясно, поэтому Вика просто шагала вперед, надеясь проветрить голову и успокоить нервы.

Вскоре она миновала пруд и вышла к лесу, однако, решив, что лучше оставаться среди людей, повернула