Песнь сауриалов - Джефф Грабб

— Прошло три года с тех пор, как я сбежал из этого места, из этой чертовой дыры, которую ты выбрал в качестве моей детской, — сказал образ Шута, обводя комнату рукой. — Арферы так быстро заставили забыть о тебе, что их сила впечатлила даже меня. Я не слышал твоих глупых стишков почти полтора года. Твое имя полностью забыто.

Я никогда не забуду выражение страха и удивления на твоем лице, когда ты пришел в эту комнату и увидел, что я свободен. Твой ученик Кирксон пожалел меня, ни ты, ни твоя прислужница Мэйрайя никогда не были на это способны.

Кирксон приходил ко Мне поздно ночью, чтобы как мог успокоить меня. Это он дал мне почитать твои книги. По ошибке, это оказалась книга с твоими заклинаниями.

Когда я понял, что это такое, я использовал ее волшебство, чтобы выбраться из моей клетки и украсть с твоего стола распыляющее кольцо. Затем я стал ждать.

Было неважно, собирался ли ты умолять меня или бить меня опять. В любом случае я хотел убить тебя и Мэрайю. Только Кирксон должен был остаться в живых. К несчастью он встал на пути распыляющего луча, чтобы спасти ваши жалкие жизни.

Однако, с тех пор я отомстил Мэйрайе. После того, как они сослали тебя, она сошла с ума, а прошлой ночью она убила себя. Это я заставил ее сделать это.

Это было несложно. Я постоянно насылал на нее кошмары о том, как мне больно, и как я страдаю, телепатически внушал ей, что она бесполезна.

Оливию трясло от боли и гнева. Она не хотела видеть мастерскую, где был создан Шут, и была права.

— Остался только ты, папа, — сказал образ Шута, выплюнув слово «папа» как ругательство. — Я вернулся на место моего рождения, чтобы потребовать мое наследство. Я не оставил тебе ничего. Ты мертв.

Из середины образа Шута, как спицы колеса ударили двенадцать зеленых лучей. Они повернулись, образовав плоскость зеленого света в трех футах от пола. Затем они мгновенно исчезли, исчез и образ Шута.

Оливия притронулась к своей макушке. В ее руке оказалась длинная прядь волос. Они были срезаны странным зеленым светом у самой ее головы. По стенам и мебели в комнате тянулась черная обгоревшая полоса.

Как автомат хафлинг обошла комнату. Мастерскую освещали волшебные камни, вставленные в стены и потолок. Все было чисто, нигде не лежала пыль. Оливия посмотрела на мраморный стол. Волшебной книги на нем не было. В комнате не было вообще ни одной книги. Полки на стенах были пусты. Она подошла к шкафу из красного дерева, который стоял у стены за родником и открыла дверь. Там тоже были пустые полки. Там не было ни противоядия, ни других снадобий.

Забыв про потайное отделение, в котором должен был лежать мешок с драгоценностями, Оливия села на скамью. Это было уже неважно. Все было неважно.

Она подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками, опустила голову и заплакала навзрыд.

* * *

Путеводец проснулся от кошмарного сна, крича от страха. Через несколько секунд он вспомнил, что лежит в своем разрушенном доме. Он с трудом дышал, его одежда была мокрой от холодного пота. Он дрожал от холода. Солнце уже заходило, над горизонтом поднималась луна.

Во сне ему привиделся Шут, о котором Путеводец уже давно и не вспоминал.

Он так часто лгал, что существо уничтожено, что сам почти поверил в эту ложь.

«Поверь Оливия, — подумал он, — лживой воровке, что Шут существовал».

Путеводец всегда полагал, что Таймора, Богиня Удачи, благоволит плутоватому хафлингу, но теперь казалось, что Тир Суровый и Справедливый, Бог Правосудия сделал ее своим агентом. Если она рассказала Эльминстеру, что Шут не погиб, то Эльминстер поймет, что Путеводец солгал о взрыве льда, чтобы скрыть еще худшую правду. Если Оливия узнает о том, что он угрожал Шуту и расскажет Эльминстеру, репутация Барда будет погублена. Путеводец пытался понять, то ли Богиня Удачи все еще благоволит ему, то ли Тир испытывает его при помощи хафлинга.

В своем сне Путеводец вновь, как и двести лет назад, открыл дверь мастерской и увидел стоящего там Шута. Тот направил на Барда палец с кольцом, собираясь распылить его. Но на этот раз не Кирксон, а Оливия встала перед ним на пути зеленого луча, чтобы спасти ему жизнь. Но хафлинг была слишком мала, луч все равно попал в Путеводца, и он умер.

Если бы Путеводца не лихорадило от яда, он понял бы, что сон навеян мыслями, появившимися из-за попытки попасть на место своего поражения. Он также посмеялся бы при мысли о том, что боги проявляют к нему какой-либо интерес. Но Путеводец был слаб от яда, и его пылкое воображение нашло другие объяснения этому сну. Он подумал, что боги хотят напомнить ему, что он все равно умрет.

— Почему я должен умереть? — пробормотал он небу. — Эльминстер не умер, Морала не умерла.

Бард задумался, что могло так надолго задержать Оливию. Он прикинул, что ее нет уже больше часа. Он не сомневался, что хафлинг справится с замками и ловушками, и усмехнулся, когда вспомнил, как легко она выучила песню, открывающую замок двери. «В мастерской нет ничего, что могло бы помешать ей», — успокоил он себя. Путеводец не обратил внимания на невероятность событий, произошедших во сне. Все-таки, по словам Оливии, Шут мертв.

Конечно, он мог ошибаться насчет орков. Они могли все-таки оставить стражу, и поджидали в тоннеле, ведущем в их берлогу, чтобы схватить Оливию. Чем длиннее становились тени, тем тревожнее было на душе у Путеводца. Она дважды за этот день спасла его жизнь, а он смог убедить ее одну отправиться мимо пещеры орков, чтобы спасти его жизнь в третий раз. Он был мастером — бардом, арфером, крупным мужчиной, а маленькая женщина хафлинг должна была его спасать.

Женщина! Милая Селина! Он даже не подумал о том, что с ней сделают орки, если схватят ее.

Путеводец заметил, что солнце и луна находятся на одинаковой высоте над горизонтом, подобно весам Тира в небе. Затем солнце опустилось ниже, — а луна поднялась выше.. Бард вздохнул. Если Оливия скоро не вернется с противоядием, он все равно умрет. К своему глубокому стыду, он понял, что не было смысла рисковать ее жизнью. Связав из туники перевязь для больной руки, он с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, перед глазами мелькали блестящие точки, но он не отступал. Когда солнце село, певец начал спускаться вниз по лестнице в подземелье. на поиски хафлинга.

* * *

После того, как Оливия выплакалась, она уставилась на освещенную ярким светом стену мастерской, моргая, как сова при свете солнца. Одна часть ее сознания советовала поскорее вернуться к Путеводцу. Если она и не сможет дойти с ним до дороги, то по крайней мере будет с ним, когда он умрет. Другая не хотела видеть его смерти. Эта часть оказалась сильнее, поэтому она не двигалась, пока не услышала громкий стук в дверь.

Оливия дернулась и свалилась со скамьи. Подойдя к двери, она прижалась к ней ухом. Из коридора за дверью доносились резкие, непонятные ей крики. «Орки вернулись и обнаружили открытую дверь», — поняла она.