На край света - Владимир Кедров

— Герасим опасней, чем я думал. Ведомо мне теперь, он и на Исая Игнатьева пытался напасть.

— Дознался? — вскинул голову Попов.

— Двое его парней ко мне перешли. Поведали. Тут, у носа, он хотел было и на нас напасть.

— Ишь, волки!

— Решил я Гераську и его людишек держать под стражей, доколе не воротимся на Колыму. Оттоле отошлем их в Якутский острог. Пусть воевода сам судит.

— Намучаемся мы с ними! — Попов сокрушенно махнул рукой. — Довольно ли у нас хлеба и рыбы прохарчить их? Не высадить ли их где-либо на берегу, либо на острове?

— Нельзя. Думал я об этом. Без оружия их высадишь — всем голодная смерть. Не могу этого сделать. Оказались же средь них хорошие парни — Материк с Ваховым. Случаем попали они к лиходеям.

— Как говорят, черт попутал, — усмехнулся Попов.

— Может статься, еще такие найдутся и верной службой вины свои искупят. Нельзя обречь их на смерть, не разобравшись.

— Твоя правда, Семен Иваныч.

Дежнев положил руку на плечо Попову:

— И ты, Федя, так не сделал бы, как сказал. Сердцем ты мягок. Другой раз и суровые слова скажешь, а сердце твое говорит другое.

Попов слегка покраснел.

— Это дюже хорошо. Но сейчас-то суровость надобна. Высадить их с оружием тоже нельзя: разбойничать станут. Начнут чукчей грабить. Не допущу! — Дежнев сдвинул брови.

— Нельзя пустить их разбойничать…

— Что остается? Таскать их с собой под стражей.

— Будем таскать, — вздохнул Попов.

— Я могу держать их лишь в одной заборнице, в поварне. Там они у меня, двадцать восемь душ, в такой тесноте, что и лечь им всем нет места. Не хотелось бы, но придется половину людей тебе передать.

— Приказывай.

— Да справишься ли ты с ними, Федя? То нам, служилым людям, пленных стеречь за обычай. Ты ж к этому делу не привычен… Ох, как бы беды они у тебя не наделали!

— Поостерегусь, Семен Иваныч. Твои приказания точно выполню.

— Убери из поварни оружие и припасы. Прикажи наладить у выхода крепкий замок. Назначь начальника стражи. Твой полукормщик Лука Олимпиев — человек строгий, думаю, будет гож.

— Другого не подобрать.

— Стражу держи денно и нощно. За нерадение накрепко взыскивай. Наверх анкудиновцев выпускай по одному, по двое, да только днем. Коли кто забунтует, закуй в железа. Все ли запомнил?

— Запомнил, Семен Иваныч.

— Иди, Федя. Готовься принимать гостей.

Дежнев свистнул, собирая охранение. Оба кормщика вернулись на свои кочи.

— Всех пленных наверх! — приказал Дежнев.

Скоро двадцать восемь анкудиновцев, кто в кафтанах, а кто и без рубах (их одежда еще не высохла), были выстроены на носу коча. Они стояли, хмуро озираясь.

Дежнев долго приглядывался к каждому анкудиновцу. Наконец он заговорил:

— Ну, молодцы-удальцы, ночные дельцы, видно, за недобром пойдешь, на худо набредешь. Знаю я, что вы супротив меня замышляли.

Дежнев заметил злобный взгляд, брошенный Ивашкой Косым на Материка с Ваховым, стоявших в группе дежцевцев.

— Сделав худо, не жди добра. Буду держать вас под стражей. Придет время — ответите за злодейства. Половину из вас переведу на «Медведя». Накрепко запомните, что скажу: кто покусится бунтовать, кто дерзнет хоть пальцем тронуть моих людей, в том числе и Материка с Ваховым, того буду казнить смертью. Ты особливо запомни это, Косой. Я знаю твою волчью душу.

Анкудиновцы молчали, опасливо поглядывая на Дежнева. Крепкая фигура вожака мореходов была исполнена такой суровости, решимости и силы, что каждый из лихих людей смекнул: идти поперек — проститься с жизнью. Анкудиновцы прятали глаза, избегая встретить испытующий взгляд приказного.

Дежнев решал, кого ему оставить у себя. По его знаку они отходили вправо. Чтобы облегчить задачу Попова, он выбирал себе самых опасных разбойников. Лицо Косого, смотревшего исподлобья, поразило Дежнева. «Закоренелый злодей. Неисправимый. Этого нельзя отсылать Попову».

— Отойди вправо, — приказал Дежнев.

Косой с ненавистью глянул на него, но не шевельнулся. Дежнев сделал шаг вперед — и в тот же миг Косой, пораженный тяжелым кулаком между глаз, рухнул на плотик.

— Спустить в поварню, — распорядился Дежнев, видя, что Косой без памяти.

Двое анкудиновцев бросились выполнять приказание.

В дальнейшем по первому слову Дежнева анкудиновцы поспешно отходили в указанную сторону. Взгляд Дежнева остановился на Герасиме Анкудинове. «Что с ним делать? — рассуждал Дежнев. — Оставить его вместе с Косым нельзя. Вдвоем они — сила. Косой, хоть и не атаман, но дюже опасен. Оставлю его у себя. Гераську же — Феде».

Всех оставленных на «Рыбьем зубе» анкудиновцев заперли в поварне. Началась переправа пятнадцати душ на «Медведя».

Анкудинова отправили в последней группе.

— Запомни, Герасим, — сказал ему Дежнев напоследок, — ты уж не атаман. Приказывать и не думай. А затеешь худое, — веревка.

Анкудинов молча спрыгнул в карбас. Пятко Неронов, опасливо озираясь, спустился за ним.

— Шевелись, волчье ухо! — сурово крикнул на Анкудинова Лука Олимпиев, справлявший службу начальника стражи.

Бывший атаман поднялся на борт «Медведя» и нехотя пошел к новой темнице.

Тем временем Сухан Прокопьев хлопотал на берегу, запасая пресную воду.

Степан Сидоров, Евтюшка Материк и Ивашка Вахов черпали деревянными ведрами воду из ручья и носили ее к карбасу, в котором стоял «подвозок» — бочка для пресной воды.

Водоносы работали весело и охотно, с удовольствием чувствуя под ногами твердую землю вместо качающегося плотика коча. Они были на втором заходе, когда услыхали удивленное восклицание:

— Како!

Из-за осколков береговых скал вышел молодой чукча и, раскачиваясь, подчеркнуто небрежной походкой направился к русским.

Чукча был, видимо, щеголем. Об этом говорили и отличная ровдуга его одежды и подзор кухлянки, искусно набранный из меха росомахи, и стрижка его обнаженной головы. Бритую голову чукчи окружали две узкие каемки волос вместо обычной одной. Высокие сары[93]из кожи нерпы — на ногах, шапка из оленьего выпоротка — за плечами. Костяной нож, болтавшийся на поясе, и расшитый кисет с огнивом, трутом и кремнем, висевший на шее, завершали наряд чукчи. Самым же примечательным в облике молодого человека было выражение его лица: самодовольное, добродушно-веселое, в то же время снисходительное и дерзкое. Если прибавить, что перед водоносами был крепыш, силач, пышущий здоровьем, то легко предположить, что они увидели первого парня на стойбище.