Три д'Артаньяна - Сергей Нечаев

В 1664 году Кольберу удалось провести отмену внутренних таможен между северными и южными провинциями.

Во внешней торговле его главной целью были увеличение экспорта, уменьшение импорта и в результате этого — увеличение притока денег в страну. Для этого в 1667 году он ввел новый таможенный тариф, повысивший пошлины на иностранные товары. По инициативе Кольбера были организованы монопольные торговые компании для внешней торговли, главным образом для колониальной (Вест-Индская, Ост-Индская, Левантийская, Сенегальская и другие).

Все виды промышленности были организованы Кольбером в строгие корпорации, в которых изготовление товаров контролировалось строгими регламентами, подразумевавшими строгие наказания нарушителям. Под руководством Кольбера было осуществлено несколько крупных инфраструктурных проектов: дороги, навигационные каналы (он, например, успел построить Лангедокский канал, соединивший Средиземное море с рекой Гаронной и таким образом — с Атлантическим океаном), порты. В 1666 году была создана Королевская академия наук, обеспечившая прогресс в развитии общества и промышленности.

Отсутствие в XVII веке настоящей промышленной статистики, правда, не позволяет точно судить о развитии промышленности при Кольбере. Исключением, пожалуй, является флот. Благодаря интересу Людовика XIV и повышенному вниманию Кольбера Франция быстро вошла в тройку ведущих военно-морских держав и даже обогнала по количеству военных кораблей Англию (по данным Франсуа Блюша, после смерти Кольбера в 1683 году французский королевский флот превосходил английский на 45 единиц; в нем насчитывалось 220 действующих кораблей). Это было очень важно и для успехов морской торговли: сильный военно-морской флот был способен обеспечить надежное конвоирование и успешно бороться с пиратами.

Короче говоря, за несколько лет Кольберу удалось не только вывести Францию из «экономического маразма», в котором она пребывала, но и сделать ее мощной силой мирового масштаба. К сожалению, как это часто бывает, педантическая регламентация во всех сферах жизни сильно ожесточила французов против Кольбера. В соседних странах стали печататься памфлеты против него, но направлению его политики они не в состоянии были помешать. Действуя от имени короля, Кольбер, несмотря на свое невысокое происхождение, умел сломить любое противодействие, где бы оно ни начинало проявляться. Впрочем, последнее утверждение не совсем верно, ибо главными расхитителями государственных средств, по мнению Кольбера, был сам Людовик XIV и его семья, и здесь он ничего не мог поделать. Семейство Бурбонов буквально «пожирало» несметные богатства. На строительство одних только королевских дворцов в Версале и его окрестностях, в Фонтенбло, в Лувре и Тюильри с 1661 по 1710 год были потрачены сотни миллионов ливров.

А конюшни его величества? Они обошлись казне более чем в три миллиона ливров. А пять сотен слуг королевы? На содержание всех этих фрейлин, камергеров, докторов казна ежегодно выплачивала до полумиллиона ливров. А дорогие подарки, стоившие непостижимых денег, а редчайшие драгоценности, а роскошные праздники, пиры и приемы, а пожизненные пенсии и ренты придворным и военным…

Увы, финансовая дисциплина не была знакома ни его величеству, ни его ближайшему окружению. И все же Кольбер пытался придать оформлению государственных расходов хотя бы видимость упорядоченности и законности. Счета должен был подписывать государственный секретарь, по ведомству которого тратились деньги. Затем требовалась виза генерального контролера финансов, определявшего, за счет чего даются ассигнования. Если речь шла о выплате более чем трехсот ливров, сам король делал пометку: «Хорошо» — и ставил свою подпись. При оплате тайных расходов он писал: «Мне известно назначение этой суммы».

Подписывая приносимые ему бумаги, Людовик XIV иногда задавал какие-то вопросы о доходах и расходах, хотя специалистом в этой области считал только Кольбера, которому он любил говорить: — Вы знаете, что в вопросах финансов я одобряю все, что вы делаете, и, по-моему, делаете хорошо.

Хотя Людовик XIV и считался самым богатым монархом в Европе, Кольберу приходилось буквально залатывать одну дыру за другой. Некоторое время ему удавалось сводить концы с концами, но бесконечные разорительные войны, проводимые королем и военным министром маркизом де Лувуа, который очень быстро стал главным врагом Кольбера, пожирали все.

Неутомимый Кольбер не щадил себя. За последние пятнадцать лет по его инициативе было принято более сорока наиважнейших регламентов и инструкций. Их жесткость, а порой и жесткость вызывали всю гамму несогласий — от робких возражений до решительных протестов. Все плоды усилий Кольбера уничтожались войнами (они, собственно, и положили конец кольберовской «перестройке»), и ему пришлось под конец жизни признать несовместимость экономической системы и методов правления Людовика XIV. Сломленный этой неудачей, уставший и измученный болезнями, он сник и тут же попал в немилость у короля.

Кольбер умер 6 сентября 1683 года в возрасте 64 лет.

Известно, что Людовик XIV направил умирающему Кольберу личное письмо, но министр, неизменно послушный государевой воле, на краю могилы отказался даже вскрыть это послание. Он лишь тихо сказал: — Я не хочу слышать о короле… Пусть хотя бы сейчас он оставит меня в покое…

Поначалу показалось, что смерть верного Кольбера не особенно взволновала короля. Лишь значительно позже он оценит всю тяжесть потери. Когда Кольбера не стало, на страну обрушился, как сейчас говорят, финансовый кризис. Известно, например, что уже в год его смерти дефицит бюджета составил около шести миллионов ливров.

Простой народ, ожесточенный тяготами жизни, ненавидевший Кольбера (а тот любви народа никогда не искал и популизмом не занимался) и готовый рукоплескать любому изменению в правлении, пока не разочаруется в очередной раз, напал на похоронное шествие, и солдатам даже пришлось защищать гроб министра. Зато среди власть имущих всех уровней раздался дружный вздох облегчения… Наконец-то вновь пришло время привычных злоупотреблений и бесконтрольности.

Слухи о некоем узнике, лицо которого всегда скрывала маска, впервые распространились в Версале в начале второго десятилетия XVIII века. Их источником оказалась весьма осведомленная в дворцовых интригах Шарлотта-Елизавета Баварская, вдова брата короля Людовика XIV.

В октябре 1711 года в письмах к своей тетке, герцогине Ганноверской, она рассказала о распространившихся при дворе разговорах о таинственном узнике главной королевской тюрьмы. По ее словам, в Бастилии в течение нескольких лет содержался и умер один человек, который всегда был в маске: якобы это был английский лорд, замешанный в заговоре против английского короля Вильгельма III Оранского.

«Я только что узнала, — писала Шарлотта-Елизавета Баварская, — кто такой человек в маске, умерший в Бастилии. Если он носил маску, это вовсе не следствие варварства; он — английский лорд, который был замешан в предприятии герцога Бервика против короля Вильгельма. Он умер таким образом, чтобы король не смог никогда узнать, что с ним стало».