Ведьма. Истоки - Галина Валентиновна Чередий

было и вот уже стоит у окна, кутаясь снова в шубу до пят — теперь черную.

— Ты меня не позвала. — с легким упреком сказала она, не здороваясь.

— Я не знала готова ли ты повидаться с родными.

— Ты не спросила.

— Извини. Просто бабуля позвонила, новостями озадачила и мы понеслись.

— Расскажешь?

Я рассказала. Лена выслушала, кивнула и сказав только “я рядом” исчезла, а в дверь постучали.

— Твоя сестра здесь, я почуял. — сообщил Василь, хмуро оглядев номер через мое плечо.

— Я знаю, она мне показалась.

— Все в порядке?

— Да, не нервничай. Она не угроза мне.

— Думай что хочешь, я при своем мнении останусь. — ответил он, уходя.

Утром Данила и Василь успели позавтракать, пока я собиралась.

— Напрасно это вы. Вас еще есть заставят. — предупредила я их.

— Не порвемся, не переживай, василек.

Естественно, мама нас сразу усадила за стол, хотя мне показалось чудом, что на ее крошечной кухне удалось усадить двух здоровенных мужиков и меня, да еще и ей место для маневра хватило.

Пытать Василя о причинах появления и говорить о смертях во время завтрака не стали, но после, как только убрали со стола, мама принесла фотоальбомы и усевшись напротив, стала их перелистывать.

— Ты же со всеми ними с самого первого класса училась, помнишь, Люсенок? — спросила она и повернула к нам альбом. — Вот, смотри, первое сентября в первом классе. Ты у меня самая мелкая тогда была, вообще кроха, как только рюкзак на себе таскала.

— Ну-ка-ну-ка! — потянулся к хранилищу компромата ведьмак, — Дайте посмотрю поближе.

— Ой, нечего там смотреть! — вспомнив о некоторых далеко не самых привлекательных фотках дальше, я хотела выхватить у него альбом, но не тут-то было. — Отдайте, я плохо получаюсь.

Но они с оборотнем принялись листать и внимательно рассматривать, а мне оставалось только кривиться и закатывать глаза. Так уж исторически сложилось, что на фотках я выходила ужасно на мой взгляд. То растрепанная, то сутулилась, то уши торчат, то косила не пойми куда. И одежда еще вечно — чужие недоноски, что на групповых фотографиях особенно в глаза бросалось.

— Хм… — наконец выдал хоть какую-то реакцию Лукин. — А это так изначально было? С дефектом?

Он повернул альбом ко мне и я опешила. Это было то самое традиционное общеклассное фото, где каждый бывший ученик был в отдельной овальной рамочке. Его кажется мама забирала из школы, я на него разок тогда мельком глянула, констатировав, что и тут получилась плохо. Мое на нем было пятым в верхнем ряду. И сейчас я прошлась глазами, беззвучно шевеля стремительно немеющими губами и читая имена под предыдущими четырьмя : Петр Миронов, Софья Егорова, Марина Симонова, Максим Кочетов. Их размытые, как будто смазанные изображения окружали черные кляксы, от вида которых у меня по спине ледяные мурашки ломанулись.

— Ой, как же вышло это! — потянулась мама к альбому, но Данила резко отдернул руку с ним подальше. — Еще месяц же назад нормально все было! Я как раз после твоего отъезда последнего, Люсенок, доставала и пересматривала.

— Так, а на этих дефектных фото, значит, как раз четверо погибших? И смерти их, как понимаю, именно в этот временной интервал произошли и в том порядке, как они запечатлены на данном фото? — нахмурившись, уточнил ведьмак, и мы с мамой подтвердили. — Ну вот, мы уже имеем кое-что. Предмет, общий у всех, на котором и делали порчу, отрезок времени, когда она была сделана, общий принцип ее развития, и появилось примерное понимание, что происходит с тобой и твоей силой.

— Я умру? — спросила напрямую и тут же пожалела, когда мама испуганно охнула и потянулась схватить меня, будто собираясь спрятать от неведомой напасти в объятиях.

— Да счаз! — зыркнул на меня Лукин раздраженно, и я догадалась, что он выбрал бы совсем другое выражение, не будь тут лишних ушей. — Какое-то фуфлыжное проклятье, а ты панику разводить удумала.

— Я не паникую, — ну разве что самую малость. — Просто хочу понять реальное положение вещей. Фуфлыжное или нет, но уже четыре человека умерло.

— Но ты-то не простой человек, Люся. Эта пакость магическая заманается тебя сожрать, тем более никто ей позволять это — и пытаться — долго не собирается. Так, начинай быстренько думать, кто в вашем классе мог настолько вас всех возненавидеть, что угробить пожелал бы? Может, кого обижали, травили сильно? Всегда ведь есть в классе какой-нибудь лузер, по которому все проходятся.

— Да не было у нас такого прямо, чтобы по-жесткому, — задумчиво ответила ему. — Как-то мне повезло в этом смысле с классом. Разве что я сама и была лузершей, нищетой и отсутствием модных шмоток и всяких девичьих прибамбасов тыкали иногда, но не до такой же степени, чтобы я рыдала по ночам или планы жестокой мести строила. Да и вообще. Если кто хотел именно за обидки школьные мстить, то почему только сейчас, а не тогда?

— Дозрел, способ нашел, напомнил кто-то о старом — этому тыща причин, — прогудел негромко Василь, сидевший молча. — А на фото все твои одноклассники? Нет того, кто учился с вами, но его тут нет?

— Нет-нет, все они, — ответила ему мама. — Они дружно фотографировались. Даже Неллечка Вайсман пришла тогда, хотя пришлось ей из больницы отпрашиваться, аж из райцентра ее мать везла.

— А что с этой самой Неллечкой было? — Лукин насторожился, как охотничий пес, уловивший запах дичи.

— Они не распространялись особенно, — пожала мама плечами. — Но девочка очень болезненная была, хрупкая такая, бледненькая до прозрачности.

— Да, последний год она почти и не бывала на занятиях, — припомнила я и присмотрелась к фото. — Вон она, как раз самая последняя внизу на фото.

— Ясно-ясно… — пробормотал Данила и закрыл альбом. — Смысла сидеть дальше и гадать не вижу. Мы едем по адресам твоих бывших одноклассников и будем смотреть это же фото у них.

— А разве мы не можем просто взять это и снять порчу? Сами или избавника попросить.

— Василечек, ваш экземпляр фото — это только отражение того, на котором изначальное воздействие.

— Ну да, точно, — вспомнила я то, что вычитала на эту тему.