Мама, мама - Корен Зайлцкас

– Я не хочу пить, Джо. – Впервые за этот разговор голос отца звучал громко и твердо. – И я пытаюсь выслушать тебя. Расскажи мне еще раз, что случилось? И что именно ты хочешь, чтобы я сделал?

Уилл услышал, как за родителями закрылась дверь спальни. В его желудке горело.

Уилл не понял, прошло несколько минут или часов, прежде чем отец его разбудил. На прикроватной тумбочке горел уродливый клетчатый абажур. Дуглас, ссутулившись, сидел на полу, а на его коленях что-то лежало. Присмотревшись, Уилл понял, что это лист бумаги.

– Я знаю, что уже поздно, но нам действительно нужно это обсудить, приятель. – Дуглас развернул перед сыном бумагу, и Уилл узнал собственный почерк. Это было письмо с извинениями, которое он написал матери, прежде чем лечь спать.

– Ах, это, – сказал Уилл, борясь с зевотой. – Мама была расстроена из-за меня. Я хотел извиниться.

– Ну, что ж, ты хотя бы понял, что надо извиниться. Но это один из тех случаев, когда слово «прости» не может автоматически все исправить.

Волна стыда прокатилась от его макушки по опустившимся плечам. Он почувствовал к самому себе отвращение, хотя по-прежнему не понимал почему.

– Уилл? Уилл. Не плачь. Все в порядке. Но нам нужно поговорить о том слове. О том, что оно значит, и о том, где ты его услышал.

Он что, говорил о разговоре с Флоресом? О наркотиках Вайолет? Его отец имел в виду слово «марихуана»? Насколько Уилл помнил, он даже не произносил его вслух. Он просто нарисовал это, как мог, на бумаге.

– Услышал от Вайолет, – ответил он отцу. – Я просто не вовремя вошел и увидел, как она прячет свою.

При упоминании Вайолет отец внезапно изменился в лице. Оно отразило гамму чувств от замешательства до страха, пока не остановилось на покровительственном выражении, напоминавшем ярость папы-медведя.

– Не впутывай в это свою сестру. Это слово оскорбительно, особенно когда кто-то, у кого этого нет, говорит такое кому-то, у кого это есть. Это унизительно. Ты словно отнимаешь что-то у человека, когда говоришь ему это.

Уилл хотел ответить, что знает, что такое «унизительно». Словно прочитав его мысли, отец продолжил:

– Я не должен был говорить тебе этого, парень. Не твои ли тесты показывают, что у тебя способности к языку и большой словарный запас? Ты очень умный мальчик, Уилл. Думаю, ты знаешь это. А я знаю, что общение дается тебе непросто.

Уилл сжал край одеяла в кулаке. Почему человек, никогда не интересовавшийся его проблемами, будит его посреди ночи и просит поскорее с ними разобраться?

Он решил ответить саркастически, в духе Вайолет:

– Спасибо, папа. Хорошо поговорили. В следующий раз я не буду произносить слово «марихуана», пока сам ее не попробую.

– Что? – Дуглас побледнел. В свете маленькой лампы были заметны усталые морщинки на его лбу. – Ты думаешь, я здесь, чтобы поговорить с тобой о слове «марихуана»?

Уилл пожал плечами.

– Уилл, мы говорим о слове «п***а». Во время занятия музыкой ты назвал так свою мать.

У Уилла перехватило дыхание. Он невидяще смотрел на отца, мысленно проматывая перед глазами их урок. Он видел, как его неуклюжие пальцы тыкали в клавиши. Он видел Джозефину, лежащую на тахте, ее ступни массировали одна другую медленными, чувственными движениями.

Уилл даже мысленно не смел произносить слово, в котором обвинял его отец, но, может быть, он назвал маму как-то еще, а она не так услышала?

– Уилл? – Теперь отец держал его за плечи. – Твоя мама сказала, что ты назвал ее п***ой. Я спрашиваю еще раз, ты называл свою маму… этим словом?

Уилл начал было кивать, но он на секунду опоздал.

– Понятно, – сказал Дуглас, яростно сжав столбик кровати и поднимаясь на ноги. Дверная ручка ударилась о стену, когда он распахнул дверь спальни. На секунду Дуглас застыл на пороге, но на Уилла он так и не оглянулся. Вместо этого он рявкнул: – Ложись спать.

Вайолет Херст

Вайолет отнесла адресованное Роуз письмо в приемную медсестре, и та немедленно протянула ей какой-то листок бумаги.

– Что это? Чек? – пошутила Вайолет, но дряблое лицо женщины даже не дрогнуло.

– Телефонное сообщение.

Вайолет развернула розовый листок и быстро поняла, что сообщение было записано потому, что было от органов опеки. Медсестра вписала имя Николаса в графу «Пропущен звонок от…», а также отметила галочкой поле «Пожалуйста, перезвоните». Почерк медсестры был агрессивно-каллиграфическим, что, возможно, было реакцией на годы наблюдения за высокомерной манерой врачей писать как курица лапой. В месте для заметок она вывела: «Просто чтобы ты знала: оба адреса липовые. Это офисы экспресс-доставки. Вероятно, Роуз завела в них почтовые ящики».

За сорок пять минут до ужина Вайолет сидела, положив голову на серый стол в комнате для посетителей, и ждала, когда отец закончит беседу с ее психотерапевтом. Вайолет развернула письма Роуз под яркой флуоресцентной лампой и снова их просмотрела. Роуз не могла не знать, что сестра предположит, что она пишет ей со своих настоящих адресов. Было нечестным с ее стороны выдавать почтовые ящики в офисах доставки за домашние адреса, надежно скрываясь в тени от последствий своих поступков и досягаемости Вайолет.

– Привет, – неожиданно раздалось над ней, когда она засовывала сложенные письма в голенище одолженных у Эди сапог.

– Привет, – отозвалась она, решив обойтись без объятий.

Они уселись на стулья, и воцарилась зловещая подводная тишина.

– Ты пойдешь сегодня куда-нибудь на собрание? – спросила Вайолет, чтобы просто сказать хоть что-то.

– Постараюсь успеть к 7:30 в собор Иоанна Богослова.

– Самое забавное в этих собраниях, что люди говорят о них как о расписании сеансов в кино.

– Твой терапевт говорит, ты ходишь на них каждый день. – Как обычно, отец обращался к ней формально, почти как адвокат, – особенно в критические моменты. Вайолет было бы гораздо лучше, если бы он ругался и кричал.

– Пять собраний за пять дней, – кивнула она.

– Ты находишь их полезными?

– Я ценю честность, которую люди демонстрируют на них, – многозначительно ответила она. – Твоя речь была по-настоящему честной. Но ее было сложнее оценить, потому что я почувствовала, что мне ты лгал. Я не знала, что ты стараешься… – она попыталась, чтобы последнее слово прозвучало без сарказма, – … вылечиться.

– Нет, – отозвался он, – нет, я еще никому не говорил.

– Почему?

– Похоже, у всех в этой семье есть секреты. Некоторые из твоих секретов стали известны на этой неделе.

Это было ловкое, в духе Херстов, перекладывание вины, и Вайолет почувствовала, что ее лицо невольно напряглось.

– К тому же, – продолжил Дуглас, – я хотел, чтобы никто не саботировал мои усилия.