Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев

«Публика в основном – интеллигентская молодёжь, киевские поэты, театральные работники из молодых.

Маяковский начал с лекции. Сразу овладел аудиторией. Все ловили каждое слово, как зачарованные».

Газета «Бìльшовик» написала и о том, чтì, по мнению Маяковского, представляет собою Леф:

««Левый фронт» объединяет в себе революционных мастеров разного профиля – литераторов, художников, режиссёров. Московским государственным издательством издаётся журнал «Леф». Лефовцы расширяют своё влияние на все ответвления культурной работы и производства. Агитационно-пропагандистская деятельность советской власти проводится большей частью в плане рабочего процесса Лефа (плакаты, агитлистки и т. д.)…

Театральная работа Мейерхольда и других режиссёров проходит при ближайшем сотрудничестве литераторов Лефа… Лефовцы ставят пьесы, лефовцы производят продукцию массового потребления».

Наташа Симоненко-Рябова:

«Во втором отделении читал стихи. Начал с того, что снял пиджак. В зале пронёсся шум удивления.

Стихи принимались восторженным рёвом и бурей аплодисментов. Можно сказать смело, что зал Пролетарского дома искусств никогда не видел такой восхищённой и не сдерживающей своего восторга аудитории. Особенно бурно радовалась, конечно, молодёжь».

Среди стихотворений, прочитанных в тот вечер Маяковским, Наташа Симоненко назвала и «Мы не верим!», в котором говорилось о бюллетенях, время от времени печатавшихся в газетах и сообщавших о состоянии здоровья Владимира Ильича Ленина:

Почему стихотворение, написанное весной 1923 года, поэт стал читать в январе 1924-го, когда правительственные бюллетени в газетах давно уже не появлялись, сказать трудно. Взял и прочёл. Видимо, посчитал, что так надо.

По окончании вечера Маяковский спустился в начинавший уже пустеть зал. Наташе Симоненко и её подруге захотелось посмотреть на очаровавшего всех поэта с близкого расстояния.

«– Пройдём мимо ещё раз! – сказала подруга.

Обнявшись, пошли быстро, стараясь не показать, что идём глядеть на него. Препятствие – стоит, разговаривает с молодым режиссёром Глебом Затворницким. Затворницкого боялись, так как он ходил в наших поклонниках. Шли ещё быстрее, чем раньше. Маяковский сделал большой шаг в сторону и преградил нам путь.

– Шли к нему, а меня испугались?

Я ответила дрожащим шёпотом:

– Нет, его испугались, шли к вам!

– Правильно!.. А надо бы было поздороваться: мы ведь с вами знакомы!

Я:

– Нет, откуда же?

– А днём, когда за билетами ходили, только тогда у вас чулки были коричневые, а теперь чёрные.

Только теперь я поняла, КОГО мы видели на улице. Ответила глупо:

– А у вас галоши новые, мы видели!

В дальнейшие свои приезды в Киев Владимир Владимирович всегда сообщал мне, что купил новые галоша и как будто даже один раз стоял за ними в очереди. Позднее я узнала, что Маяковский вообще никогда не носил галош. Но в этот приезд по каким-то причинам был в галошах».

13 января Маяковский выступил в Киеве во второй раз – для рабочих корреспондентов. Газета «Пролетарская правда» написала:

«Задачей сегодняшнего дня т. Маяковский считает – не подражать старым литературным формам, а писать понятными жизненными словами…

После короткого доклада Маяковский приступил к чтению своих стихов. Его прерывали бурей аплодисментов…

Предложение зачислить Маяковского почётным рабкором «Пролетарской правды» было встречено градом аплодисментов. Видимо, и он тоже остался доволен. Благодарил и обещал писать».

14 января Маяковский был уже в Харькове, где сделал доклад в Оперном театре. Присутствовавший на том выступлении Юрий Корецкий потом рассказал:

«В первых рядах, кроме контрамарочников, люди преимущественно денежные, расфранчённые и слишком уж «интеллектуальные». На галёрке – гимнастёрки красноармейцев и косоворотки студентов. Маяковский поставил ногу на суфлёрскую будку, стремительным жестом протянул руки в сторону галёрки и крикнул:

– Товарищи! – потом небрежно опустил руки и вяло бросил в первые ряды партера, – …и граждане! Я сегодня решил совсем не читать. Дело в том, что я походил по фойе и увидел, что сюда забрались самые тарзанщики (был тогда популярный авантюрный романчик «Тарзан»). Но в последнюю минуту мне сказали, что сюда пришли триста курсантов школы красных командиров. И вот для вас, товарищи, – он снова поднял руки к галёрке, – я буду сегодня читать стихи…»

Книга американского писателя Эдгара Райса Берроуза «Тарзан, приёмыш обезьян» впервые была напечатана в России в 1912 году (в журнале), а в 1914-ом вышла отдельным изданием.

Харьковская газета «Коммунист» (17 января):

«Пожалуй, самое интересное на вечере было заявление Маяковского, что он больше стихов писать не будет, а переходит на прозу, причём хочет затмить «Тарзана»».

На следующий день Маяковский отправил Лили Брик письмо:

«…вчера приехал в Харьков, а через полчаса еду в Киев обратно…

В Ростов, очевидно, съездить не удастся – все помещения заняты съездами Советов. В Харькове было полно, но с лёгкой проредью в ложах, а зато в Киеве стояло такое вавилонское столпотворение, что были даже два раненых».

Маяковский не мог не обратить внимания на то, что в городах проходили съезды Советов – они тогда проводились везде. Но никому, конечно же, и в голову не приходило, что кремлёвская «тройка» энергично готовит страну к смене власти.

Борис Бажанов:

«14–15 января 1924 года на пленуме ЦК подводятся итоги партийной дискуссии – тройка с удовлетворением констатирует, что оппозиция разбита. Можно сделать следующий шаг в борьбе с Троцким. Но эти шаги делаются постепенно и осторожно. Отдельные члены ЦК делают заявления в ЦК, что в Красной армии неблагополучно. Пленум создаёт «военную комиссию ЦК» «для обследования положения в Красной Армии»».

А самого Троцкого в этот момент отправляют на «лечение» в Сухум.

С этим готовившемся «поворотом» (или «переворотом») было созвучно всё, с чем столкнулся поэт, когда в третий раз выступил в Киеве. Театр, в котором проводилось это мероприятие, носил имя Ленина, а доклад, который делал Маяковский, назывался «Долой искусство, да здравствует жизнь!». Газета «Бìльшовик» выделила такие фразы, произнесённые поэтом: