Наследие греха - Рут Ренделл

Пастор шел к ним, огибая кресла и обливаясь потом от волнения, которое заставляло учащенно биться его сердце. Ему пришлось прокладывать себе путь между дамами с чашками чая в окольцованных пальцах, их одышливых собачонок, горшочков с кресс-салатом и пирамид сандвичей. Когда женщина с длинными волосами обернулась, он должен был испытать облегчение, но вместо этого горькое разочарование пронзило его подобно длинному тонкому ножу. Арчери протянул руку и ощутил пожатие теплых пальцев Терезы Кершо.

Он сразу понял, до чего диким было его первое предположение, а ему уже жал руку сам Кершо, чья живая, покрытая морщинами эмоций физиономия так не походила на восковую гладкость лица мистера Примеро. И волосы у него оказались вовсе не темными, а довольно редкими, с сильной проседью.

– Чарльз заехал к нам по дороге из города, – сказала Тесс. В своей белой хлопковой блузке и темно-синей саржевой юбке она была, вероятно, самой дурно одетой женщиной в комнате. Словно оправдываясь, она добавила: – Когда мы услышали его новость, то побросали все и, в чем были, поехали за ним. – Она встала и, так же петляя между креслами, подошла к окну и выглянула на яркое солнце, а затем, вернувшись, произнесла: – Как странно, в детстве я, должно быть, сотни раз ходила мимо этого места, но я совсем его не помню…

Да, ходила, наверное, держа Пейнтера за руку. И пока они, убийца и его дочь, шли рука об руку, разглядывал ли он поток транспорта на дороге, мечтал ли о том, чтобы влиться в него наравне со всеми? Генри старался не искать в обращенном к нему прелестном личике с тонкими чертами других, грубых и мужиковатых черт человека, которого Элис Флауэр звала Чертом. Хотя разве не для того они собрались здесь, чтобы доказать, что старая служанка ошибалась?

– Новость? – переспросил Арчери, отмечая недовольную нотку в своем голосе.

Чарльз поспешил все объяснить.

– И тогда мы все вместе поехали в «Приют Победителя», – закончил он свой рассказ о визите к неродным сестрам Роджера. – Мы не думали, что попадем внутрь, но кто-то оставил черный ход незапертым. Пройдя по дому, мы поняли, что Примеро легко мог спрятаться где угодно.

Викарий слегка отвернул от сына лицо. Само имя Примеро было теперь окутано для него сотней ассоциаций, большей частью мучительных.

– Он мог попрощаться с Элис, открыть и закрыть парадную дверь, не выходя наружу, а потом скользнуть, например, в столовую – никто не пользовался этой комнатой, огня там не зажигали. А потом Элис ушла в церковь, и… – Молодой человек замешкался, ища подходящее слово, чтобы не ранить Тесс. – И когда уголь был принесен, он вышел, надел плащ, который висел на крючке у черного хода, и… сделал то, что сделал.

– Это всего лишь теория, Чарльз, – сказал Кершо, – но она не противоречит фактам.

– Не знаю… – начал Арчери-старший.

– Послушай, отец, ты что, не хочешь, чтобы отца Тесс оправдали?

«Нет, – подумал пастор, – если обвинение падет на мужа Имоджен, то не хочу. Ни за что. Возможно, я уже и так причинил ей боль, на большее я не согласен».

– Ты, кажется, что-то говорил о мотиве, – сказал он тусклым голосом.

И тут в разговор вмешалась сама Тереза.

– О, мотив великолепный, самый настоящий! – воскликнула девушка.

Генри понимал, о чем она. Десять тысяч фунтов – весомый, зрелый мотив, истинное искушение, тогда как двести фунтов… Ее глаза вспыхнули, но тут же погасли. Отчего – от мысли о том, что зря повесить человека ничем не лучше, чем убить старуху из-за сумки с банкнотами? И теперь эта мысль будет преследовать ее всю жизнь? Выходит, как бы ни обернулось дело, она все равно окажется пострадавшей?

– Примеро работал в конторе адвоката, – взволнованно объяснял между тем Чарльз. – Кому, как не ему, было знать о готовящихся изменениях в законе, ведь он имел доступ к такого рода информации! Миссис Примеро могла ничего не знать, особенно если не читала газет. И вообще, кому они интересны, все эти бесконечные акты, которые то и дело обсуждаются в парламенте? А вот босс Роджера мог узнать о нем от какого-нибудь клиента, дать самому Роджеру задание перепроверить – и пожалуйста! Примеро наверняка сообразил бы, что умри его бабушка без завещания до первого октября пятидесятого года – и все денежки отойдут к нему. А после придется делиться с сестрами, которые оттяпают две трети наследства. Я все проверил. Такой акт действительно существует, он называется «Большой усыновительный акт» и практически уравнивает приемных детей в правах с родными. Конечно, Примеро все о нем знал.

– И что вы собираетесь делать? – спросил священник.

– Я ходил в полицию, но Вексфорд будет на месте не раньше двух часов в понедельник. Уехал на выходные. Готов биться об заклад, полиция тогда даже не проверяла алиби Примеро. Больше того, зная их, я просто уверен, что они и думать забыли искать других возможных преступников, как только наложили лапы на Пейнтера. – Арчери-младший посмотрел на Тесс и взял ее за руку. – Можете сколько угодно утверждать, что мы живем в якобы «свободной стране», – продолжил он с жаром, – но и вы, и я прекрасно знаем, что на уровне подсознательного понятия «рабочий класс» и «преступный элемент» у нас до сих пор воспринимаются как синонимы. В самом деле, зачем бегать, проверять алиби клерка адвокатской конторы, молодого человека из хорошей семьи, со связями, когда подозрение уже пало на шофера?

Генри пожал плечами. Он по опыту знал, что если сын оседлал своего любимого конька – тему социальной справедливости, – то спорить с ним бесполезно.

– Спасибо за теплый прием, – съязвил между тем Чарльз. – По какому поводу похоронный вид, позволь поинтересоваться?

Пастор не знал, как ответить на его вопрос. Облако печали окутало его со всех сторон, и чтобы хоть как-то объяснить свое состояние, он выбрал из сонма раздирающих его болей наиболее простую и понятную.

– Я думаю о детях, – сказал Генри, – о четырех маленьких девочках, ставших жертвами этого преступления. – Он улыбнулся Терезе. – В первую очередь о Тесс, – продолжал он, – затем о двух сестрах, которых ты видел, – и об Элизабет Криллинг.

Он не упомянул имени взрослой женщины, которая пострадает сильнее всех, если окажется, что Чарльз не ошибся в своих подозрениях.

Разве не вправе я поступать по воле своей со своим добром?

Евангелие семидесятницы

Человек, вошедший в кабинет Вексфорда в девять часов в понедельник утром, был невысок ростом и тонок в кости. Особенной изысканностью отличались его руки – тонкие, длиннопалые, с хрупкими, почти женскими пальцами. Темно-серый костюм, дороговизна и элегантность которого бросались в глаза, стройнил его еще сильнее. Несмотря на ранний час и солидное расстояние, отделявшее его от привычной обстановки, он был прямо-таки окружен роскошью. Старший инспектор, хорошо знавший посетителя, забавлялся, разглядывая его галстучную булавку с сапфировой головкой, два кольца, цепочку с крупным брелоком в виде капли – янтарь, кажется? – и чемоданчик из кожи какой-то рептилии. «Сколько же лет должно пройти, – думал он, – чтобы Роджер Примеро привык к своему богатству?»