Почти идеальный брак - Дженива Роуз

к ключице, целуя каждую частичку меня, до которой может дотянуться.

– Я люблю тебя, Сара, – шепчет он мне на ухо.

– Знаю. – Я делаю паузу, перестаю целовать его и вглядываюсь в его лицо в поисках того, что сказать. Поглаживая его щеку, наконец говорю, когда его глаза встречаются с моими: – Я тоже тебя люблю.

Он не может удержаться от улыбки.

– Я люблю тебя чертовски сильно…

Его голос дрожит, и я останавливаю его от дальнейших слов поцелуем, жестким и страстным. Его губы мягкие и горячие; руки скользят по всему моему телу, стаскивая с меня пиджак, гладя мою грудь, задирая юбку. Мое дыхание прерывается, когда его язык и губы оставляют свой след вверх и вниз по моей шее.

Адам расстегивает молнию на штанах и подтягивает меня ближе к краю стойки. Наклоняется, раздвигая мои ноги и снимая трусики. И тут меня внезапно настигает реальность. Я отталкиваю его, мои ноги сжимаются, я соскальзываю со стойки, оправляю юбку и надеваю пиджак. Адам теряет равновесие и садится на пол, прежде чем быстро прийти в себя и встать. Его глаза расширяются, а рот открывается, чтобы начать протестовать. Я кладу руку ему на грудь.

– Я пока не могу этого сделать. Я все еще злюсь на тебя. Я ничего не могу поделать, но все еще представляю…

Замолкаю. По моей щеке скатывается слеза. Я вытираю ее и обхожу его, быстро покидая дом.

– Сара, подожди! – Голос Адама громко доносится из дома, но он в ловушке, невидимый периметр мешает ему преследовать меня.

Я забираюсь в машину и захлопываю дверцу. Какого хрена я делаю? Мне нужно проветрить голову, а здесь для этого не место.

32

Адам Морган

Я сижу на диване, потягиваю второй стакан скотча и ем стейк, держа его в руках. Сара ушла больше часа назад, и мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы выбить воспоминание о ней из моего члена. Было приятно снова быть рядом с ней. Как будто был шанс на примирение. Но она внезапно ушла. Она всегда внезапно уходит. Потом позвонила мама. Она бы пришла на ужин, но, очевидно, у нее назначена встреча с массажистом. Хотя у меня такое чувство, что она что-то замышляет. Она никогда бы не отказалась поужинать со своим единственным сыном.

Звонит телефон. Это либо Сара, либо мама. Единственные два человека, которые звонят мне в эти дни. Я подкрадываюсь к проводному телефону, и, не имея определителя номера, вынужден поднять трубку, чтобы узнать, кто это.

– Привет.

– Адам?

– Да, кто это?

– Это я, Дэниел. Как, черт возьми, у тебя дела?

А, старый добрый Дэниел… Это мой литературный агент, и он был со мной с первого дня. Поначалу я был для него азартной игрой. Затем стал популярным товаром, и конкуренты пытались переманить меня, но я остался с ним. Теперь он остается со мной, хотя за это четырехлетнее затишье я получал от него все меньше вестей. И я его не виню.

– О, привет, Дэниел. Со мной все было в порядке, а как насчет тебя?

– Забудь обо мне. Я слышал, тебя судят за убийство?

– Да, к сожалению, это правда, но я этого не делал… – Снова устраиваюсь на диване поудобнее и делаю глоток скотча.

– Это же здорово!

– Что?.. Нет, Дэниел! Я сказал, что это правда. Меня судят за убийство.

– Я слышал тебя, приятель, и это лучшая гребаная новость за последнее время.

– Что? Почему? – Я сильнее прижимаю телефон к уху, чтобы убедиться, что правильно его слышу.

– Подумай об этом, Адам. Это убийство. Ты писатель. Собери детали вместе. Что получилось? Откровение, подобного которому еще никто не видел!

– Но я не…

– Это может быть твое «Хладнокровное убийство»[31], только лучше; ведь тебе не нужно допрашивать убийцу, потому что… это ты!

– Дэниел, сука, я не убивал! – Я стискиваю зубы. Ну как он не понимает?

– Я могу представить это уже сейчас: ты устраиваешь пресс-конференции из своей камеры, раздаешь автографы на сеансах посещения… Хм, мне придется выяснить, как, черт возьми, они позволят тебе отправиться в рекламный тур, но… подожди… Придумал! Мы можем посадить тебя в тюремный фургон с копами и всем прочим, одеть тебя в оранжевый комбинезон… Пресса наверняка будет чертовски довольна!

– Дэниел! Я, черт побери, этого не делал! Послушай меня, мать твою!..

– Боже, приятель, да расслабься. Я знаю, что ты этого не делал. Иногда ты можешь быть мужиком в юбке, но убийцей?.. Черт возьми, ты не мог… Ты и мухи не обидел бы. Но независимо от того, как это обернется, людям не нужно об этом знать. Я вижу это так: если ты действительно убил ее…

– Чего я не делал. – Гребаный мудак! Даже в такое время, как сейчас, его мысли заняты зарабатыванием денег. Это то, что делает его таким хорошим агентом, но в то же время таким дерьмовым человеком. – Я не знаю, Дэниел. Я не заинтересован в том, чтобы быть потенциальным убийцей. Я невиновен.

– Послушай, мы оба знаем, что тебе годами требовалась искра. А сейчас удача упала прямо тебе в руки. Не игнорируй ее. Если хочешь прислать мне несколько страниц об этом, я их прочитаю. Если нет, что ж… ты можешь вернуться к завершению этого «следующего великого американского романа», о котором я слышал последние несколько лет. Зависит от тебя.

– Да, конечно. Может быть.

– Это кураж. Держись, парень. Мы скоро заработаем на обед.

Он дает отбой. Я откидываюсь на спинку дивана и снова подношу к губам скотч. Дэниел не ошибается. Это замечательная история, и это моя история, которую я должен рассказать. Я знаю, что не убивал Келли, – но могу выяснить, кто убийца. Настоящая криминальная тайна. Гарантированный бестселлер «Нью-Йорк таймс». Но как бы я это назвал? «В теплой крови»… «Это был не я…»

Черт, я заржавел. Беру блокнот и ручку с журнального столика – и начинаю записывать все, что произошло, начиная с самого начала…

33

Сара Морган

Я просматриваю материалы дела и жду, когда Энн принесет мне завтрак. Она убедила меня, что я должна поесть. Кажется, в последнее время я жила исключительно на кофе, воде и алкоголе. Я больше не знаю, кем мы с Адамом приходимся друг другу. Муж и жена? Адвокат и клиент? Любовники? Враги? Я думаю, на самом деле это не имеет значения. Всё, что имеет значение, – разобраться с этим делом, которое становится все более трудным. Особенно после того, как в выходные эта история получила широкую огласку по всей стране. Репортеры постоянно звонили