Река Снов - Сергей Сезин

Например, на территорию университета автомашины не допускались, лошади тоже, но на осле приехать было можно. Для этих столь уважаемых животных у входов в корпуса были устроены «ословязи», которые обычно пустовали, ибо на ослах в храм науки ездили только отдельные организмы, не то по врожденному слабоумию, не то шутки ради.

Во входных воротах дежурил страж, который беспрепятственно пропускал всех в форме университета, а прочим грозно заявлял, что они пройдут, только если выполнят одно из двух условий. Либо повернутся налево и кинут монету в ящик для сбора пожертвований на науку, либо повернутся направо и поцелуют вмурованный в стену человеческий череп. Согласно Уставу, если посетитель не сделал ни того ни другого, он выпроваживался привратником с применением физического насилия. Ходили слухи, что однажды так пострадал некий герцог, плохо понимавший великореченский. Был дипломатический скандал, но его удалось замять, сославшись, что герцог по незнанию не поклонился священному для обитателей месту, а потому виноват сам.

Входные двери на философский факультет сделаны на треть ниже, чем прочие, с целью заставить входящих склонить голову перед «матерью наук». Среди студентов культивируется традиция устраивать драки с приказчиками казанских купцов в третье воскресенье января. Уже никто не помнит, отчего это повелось, но это свято соблюдаемая традиция. Один нижегородский приказчик так зуба лишился, ибо приняли его за местного. А жалоба судье (его именуют здесь кади) результатом имела только уплату судебных издержек. Кади за сорок лет своей жизни привык, что студенты и приказчики в этот день друг другу морды бьют, и реагировал только на тяжелые увечья, посылая университетскому судье отношения о свершившемся. Зубы и синяки вообще считались мелочью жизни, недостойной порчи бумаги на переписку. Как реагировал университетский судья, именуемый педелем? Скорее всего, отписками.

Экипаж доставил меня к воротам. Я расплатился, а затем быстрым шагом проскочил ворота, метнув монету налево. При этом придав ей искусственно звону, когда она приземлилась на другие монеты в ящике. Ну и точность броска тоже была искусственной. Привратник сначала не успел отреагировать, а потом и не стал.

Далее мой путь лежал направо, в редакцию «Университетского вестника». Миновав «ословязь», я вошел в портал (не магический, а в здании), повернул направо и прошел по коридору еще десятка два метров. В кабинете редактора «Вестника» меня встретил незнакомый человек. Оказывается, прежний редактор Рустам Усманалиев с полгода как умер. Да, во время моего последнего визита он был уже так стар, что не мог подниматься на второй этаж – ноги не выдерживали. Еще один человек из твоего мира его покинул…

Новый ученый секретарь Климентий Николаевич выслушал мой рассказ и углубился в изучение материалов, иллюстрирующих его. Я, сидя в кресле, ожидал. Когда ученый секретарь закончил и позвонил в колокольчик, вызывая помощника, я решительно потребовал, чтобы эта мерзкая тварь не носила название, образованное от моей фамилии. Моя фамилия пойдет, как положено, третьим словом в названии. А первые два пусть придумают «младотурки». Этим древним термином называли неформальный клуб молодых ученых, еще не занявших значительных постов, но уже доказавших, что они на многое способны. А пока они демонстрировали полную нетрадиционность мышления и ничем не ограниченное свободомыслие. Членам этого собрания требовалось также постоянное иронизирование по поводу окружающего мира и явлений его, и чем ядовитее получится, тем лучше. Говорят, что одно ядовитое четверостишие из младотурецкого лагеря заставило хана отозвать уже принятый, но очень непопулярный закон. Я его слышал, но воспроизвести здесь не рискну – больно ненормативная в нем лексика содержится.

Мне была обещана публикация сведений о чуде в ближайшем номере «Вестника» и соблюдение выдвинутого условия. Я поблагодарил и откланялся. Здесь мои дела закончились быстро, а теперь меня ждет магический факультет. То есть мне в корпус над самой Великой.

Деканом факультета там мой однокашник Кирилл Рябцев трудится, а в его подчинении есть пара непризнанных гениев. Может, они мне кое-что полезное подскажут.

Я уже стал забывать здешнюю обстановку, поэтому чуть не заблудился. Но все же справился. Кирилл был в научной экспедиции на севере ханства, а меня принял его заместитель, который и снабдил меня сопровождающим, который знал, где этих гениев отыскать.

Оба непризнанных гения отзывались на имя Александр, а в университете их прозвали Сфинкс Рыжий и Сфинкс Зеленый. Рыжим – за цвет волос, зеленым – за цвет галстука. По слухам, этот Александр снимал его только на ночь. Оба ростом около метра семидесяти, худощавые, одежда в творческом беспорядке, как и подобает настоящему ученому, которому важна наука, а не какая-то оторвавшаяся пуговица. Могли уже быть докторами, но разработка новых заклинаний и потребление пива отнимали у них все необходимое на защиту время, поэтому они так и оставались ассистентами без степени. В иерархии «младотурецкого клуба» они занимали почетные места.

Зная их повадки, я сразу повел парней в университетскую пивную. С посторонними они о науке разговаривали только там. Заказал им по две кружки (себе белого вина) и стал ждать, когда они выпьют. Они долго ждать не заставили, а потребовали еще. Я был начеку, ибо знал, что если им дальше ставить, то они напьются до полной отключки. Если от них что-то надо, то необходимо приостановить подачу пива и спрашивать сейчас. Две кружки – это та доза, которая включает их гениальность, и мне останется только впитывать ее поток. А следующую порцию им следует дать после того, как поток гениальности иссякнет. В награду.

Я попросил их сообщить, что они могут сказать мне о личах и что они думают о достоверности этих знаний. Рыжий закатил глаза, Зеленый вперил взгляд в пустую кружку. Это они так изображают чрезвычайные умственные усилия, которые прилагают, чтобы ответить мне на наисложнейший вопрос бытия. Я ждал, пока они перестанут спектакль разыгрывать. Наконец они прекратили играть и выложили ворох среднестатистических сведений о личах.

Я сообщил, что этому учился еще в школе, тогда, когда их почтенные отцы ходили пешком под стол. А что они могут сказать нового?

Рыжий ответил, что ничего.

А что они могут сказать о способах поражения лича, используя свою гениальность, а не пересказывая мне учебник Ковтуна-Станкевича?

Зеленый серьезно сказал, что в книжках написана всякая лабуда, но лично он отчего-то думает, что лич должен плохо переносить медь. А вот серебром он бы его проткнуть не пытался.

А насчет ядов?

Рыжий сказал, что таких сведений нет, но добавил, что нельзя исключить того, что подействует даже безобидная травка, вроде петрушки. Причина скорее в том, что любая трава – это жизнь. А лич – это смерть. Лично он для борьбы с личем намазал бы оружие соком любой травы, что будет в досягаемости.

А заклинания?

Тут гении заржали и сказали, что в дуэли лича и всего магического факультета победа будет на стороне Не-мертвого. Я с ними был согласен.

Филактерии. Нужно ли содержимое открывать, чтобы уничтожить, или надо уничтожать не вскрывая?