Человек-Паук. Вечная юность - Стефан Петручо

– Ладно, я это заслужил. Прошу прощения. Я чувствую себя полным идиотом. Когда я смогу увидеть тебя, чтобы извиниться лично?

Гвен замолчала, но ненадолго.

– Ну что ж, я всегда питала слабость к полным идиотам. Как насчет прямо сейчас? Я – возле того, что осталось от Выставочного зала. Через полчаса начнется лекция, а до тех пор я вся твоя.

– Лечу!

Повесив трубку, Питер устремился к выходу. Гарри возился с кофеваркой, а Флэш сидел у стола, сцепив пальцы на коленях.

– Ты чего, даже кофе не выпьешь?

– Пусть идет, Гарри. Честно говоря, мне нравится, когда Паркер исчезает.

До ГУЭ было всего десять кварталов, но Питер, сгоравший от нетерпения, нырнул в ближайший переулок, переключился на Человека-Паука, домчался до университета и переключился обратно. Все это заняло меньше пяти минут. Перебежав площадь, он подошел к Выставочному залу, наполовину окруженному строительными лесами.

Двигаться со скоростью нормального человека было трудно – особенно когда он увидел Гвен, стоявшую у колонны. Увидев его, она пошла ему навстречу сквозь поток спешивших на лекции студентов.

Оказавшись на пару ступеней ниже нее, Питер взял ее за руку, точно предлагая ей руку и сердце.

– Как ты добрался так быстро? – скорее радостно, чем удивленно спросила Гвен.

Покосившись на толпу студентов, он потянул ее в сторону.

– Давай отойдем куда-нибудь, где потише.

Благодаря лесам между колоннами было еще спокойнее, чем обычно. Взяв Гвен за руки, Питер целую минуту смотрел ей в глаза.

Казалось, Гвен вот-вот покраснеет, однако она не отводила глаз.

– Отчего ты так на меня смотришь?

– Наверное, наконец-то понял, как я скучаю, когда тебя нет рядом. А может, мне просто не до слов...

Первый поцелуй продолжался целую вечность. Второй – еще дольше. Что же до третьего и четвертого... что ж, в какой-то момент пришлось отпустить Гвен на лекцию.

– Зайти за тобой через час? Или ждать здесь, витая в облаках, пока лекция не кончится?

– Как хочешь, милый. Как хочешь. Лишь бы увидеть тебя, когда я выйду.

– Увидишь, клянусь! – Питер начертил пальцем крест против сердца. – Крест на грудь и чтоб я сдох!

– Вот этого не нужно, мистер Паркер. У меня на вас большие планы.

Подмигнув ему, Гвен направилась внутрь университета. Питер даже не смог бы сказать, как долго простоял, глядя на затворившуюся за ней дверь. Но это было неважно.

«Значит, у нас есть будущее? Кто бы мог подумать?»

Все тревоги в мире разом забылись.

«Наверное, расти и взрослеть не так уж плохо. Если учесть опыт Сильвермэйна – намного лучше, чем обратное».

Знающий знает, что помидор – это фрукт.

Мудрый – не кладет его во фруктовый салат.

Майлз Кингтон, британский журналист,

музыкант и радиоведущий

Часть вторая

Взрослый

Два года спустя…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НА КЛАДБИЩЕ Квинса было похоронено около трех миллионов человек – больше, чем проживало во всем районе. Здесь, среди длинных рядов надгробий, крестов, обелисков и склепов, все были равны – спортсмены, артисты, полицейские, военные, преступники, писатели, политики и прочие…

Но для Питера Паркера вовсе не все погребенные на этом кладбище были равны.

Здесь был похоронен дядя Бен. В его гибели Питер винил себя так давно, память об этом так износилась, что и сам дядя Бен мог бы сказать: «Хватит! Откуда тебе было знать?»

Но ответ Питера – «Должен был знать!» – оставался все тем же.

Он стоял перед могилой капитана Стейси. Капитан погиб, спасая из-под падающих обломков ребенка – мальчика, которого прежде никогда даже не видел. В сравнении с его самопожертвованием чувство вины, терзавшее Питера, казалось просто ничтожным...

Но лишь до тех пор, пока он не подошел к могиле Гвен. Вот тут чувство вины – ничтожное ли, нет ли – мигом сравнялось с болью утраты.

«Я должен был. Я должен был знать».

Но тогда он даже не думал ни о чем подобном. Он был так занят спасением мира, так погружен в собственные заботы, что не замечал очевидного – например новых усов Гарри, не говоря уж о том, сколько таблеток принимает его сосед и как быстро эта привычка превращается в настоящую зависимость.

Конечно, это Питер отволок Гарри в больницу и спас от передоза, но – а потом-то что? Решил, что Гарри усвоил урок, и успокоился на этом. И вдруг – звонок от Гвен: у Гарри снова передоз и психотический срыв... Для Питера это оказалось полной неожиданностью, и Гвен назвала его наивным.

«Смешно... Последние слова, сказанные мне Гвен, были о Гарри: „Всю жизнь он получал все, чего бы ни захотел. Что же такого могло с ним случиться? Отчего он мог так... так отчаяться?"».

Вспомнился остекленевший взгляд Нормана Озборна, обвинявшего Питера в том, что его сын так опустился. Вот тут дело было не только в чувстве вины. Это значило, что единственный злодей, который знает тайну личности Человека-Паука, может вновь обрести память.

«Я должен был знать».

Но, опять же, откуда он мог знать, что Озборн снова превратится в Зеленого Гоблина, похитит Гвен и утащит ее на вершину башни Бруклинского моста? Зная, что она – девушка Питера, он дождался появления Человека-Паука и… сбросил ее вниз.

Смерть капитана Стейси свидетельствовала: на свете есть вещи, которыми никто не может управлять. Но образ Гвен, падающей с огромной высоты, изгибающейся и кувыркающейся в воздухе, будто тряпичная кукла, возникал в памяти снова и снова.

Конечно, он прыгнул за ней! За ней он прыгнул бы в самое пекло. Но даже Человек-Паук не может одолеть закон всемирного тяготения. Он выстрелил паутиной – и успел захлестнуть ее лодыжку за миг до удара об одну из бетонных опор. Он поспешил отнести ее в безопасное место и какое-то время – почти целую минуту – считал, что с ней все в порядке.

Но это было не так. Она была мертва.

Когда оцепенение прошло и слезы полились свободнее, его начали мучить вопросы. Если бы он извернулся не так, а вот так, если бы прыгнул чуть быстрее, то смог бы спасти ее? А если бы был рядом с ней весь день? Если бы был внимательнее к Гарри? Если бы вообще никогда не был бы Человеком-Пауком? Если бы сделал то и не сделал бы этого?

«Если бы я знал...»

– Хватит же! Откуда тебе было знать?

«И все же я должен был знать...»

Эти мысли едва не свели его с ума. Но в конце концов пришлось признать: да, теперь, после того как дело сделано, ясно видно, что он мог бы сделать много разного, большого и малого –- однако было поздно. Неизвестно, стал ли он взрослее, признав все это, но в процессе определенно почувствовал себя старше…