Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом - Джилл Тейлор

Эти сильные мысли и чувства способны внезапно охватывать мое сознание, но, как я уже отмечала, нахлынув, они уходят через полторы минуты, и тогда в моей власти сознательно решить, на каких эмоциональных и физиологических реакциях я хочу зацикливаться. Я полагаю, что для нашего здоровья жизненно важно уделять много внимания тому, сколько времени мы проводим, зациклившись на работе микросхем страха или глубокого отчаяния. Если надолго зацикливаться на работе данных эмоционально нагруженных микросхем, это может иметь разрушительные последствия для нашего физического и психического здоровья, так велика их власть над эмоциональными и физиологическими нейронными сетями. Однако при всем этом в равной степени важно, чтобы мы чтили право этих эмоций прокатываться по нам волной. Когда автоматическая работа таких нейронных сетей вызывает у меня сильные эмоции, я благодарю свои клетки за то, что они способны на эти чувства, а затем решаю вернуться мыслями к текущему моменту.

Чтобы вылечиться, очень важно найти сбалансированное соотношение между наблюдением за работой микросхем своего мозга и погружением в их работу. Хоть я и радуюсь способности своего мозга испытывать разнообразные эмоции, я внимательно слежу за тем, чтобы не зацикливаться на каждой из них слишком долго. Самый здоровый из известных мне способов успешно справиться с наплывом эмоций состоит в том, чтобы полностью отдаться им, когда на меня находит соответствующий физиологический цикл. Я просто отдаюсь его воле и позволяю ему завершиться за отведенные ему полторы минуты. Чтобы справиться с эмоциями, их нужно выслушивать, как детей, и принять всерьез. Тогда со временем сила и частота возобновления подобных циклов уменьшается.

Мы воспринимаем действительно сильные мысли как сильные именно потому, что они одновременно запускают множество эмоциональных и физиологических микросхем. Мысли же, которые мы бы определили как безразличные нам, воспринимаются нами как безразличные именно потому, что не запускают никаких сложных микросхем. Внимание к тому, какие именно микросхемы работают в нас одновременно, может привести к потрясающим открытиям фундаментального устройства собственной психики и тем самым научить успешнее ухаживать за ее садом.

Помимо того что я провожу немало времени, разговаривая с клетками собственного мозга, моя жизнь — это еще и большой праздник любви, который я праздную вместе с 50 трлн молекулярных гениев, из которых состоит мое тело. Я так благодарна им за то, что они живы и работают вместе в полной гармонии, что безоговорочно доверяю им заботу о собственном здоровье. Сразу после пробуждения и прямо перед сном я преданно обнимаю подушку, крепко сжимаю руки и сознательно благодарю свои клетки за еще один прекрасный день. Они так мне дороги, что я говорю это вслух: "Спасибо вам, девочки. Спасибо за еще один прекрасный день!" — и делаю это с глубоким чувством благодарности в своем сердце. После этого я упрашиваю свои клетки: "Лечите меня, пожалуйста", — и зрительно представляю, как клетки моей иммунной системы откликаются на эту просьбу.

Я беззаветно люблю свои клетки всем сердцем и благодарным разумом. На протяжении дня я то и дело вспоминаю о них и восторженно их подбадриваю. Только благодаря им я могу быть таким замечательным живым существом, способным излучать энергию в окружающий мир. Когда я опорожняюсь, я благодарю свои клетки за удаление отходов из моего тела. Когда освобождаю мочевой пузырь, восхищаюсь объемом жидкости, который способны хранить его клетки. Когда я чувствую приступы голода и не имею возможности его утолить, я напоминаю своим клеткам, что у меня в боках есть запасы топлива (подкожного жира). Когда я чувствую опасность, я благодарю свои клетки за их способность защищаться, спасаться бегством или притворяться мертвыми.

В то же время я прислушиваюсь к своему телу, когда оно что-то говорит мне. Если я чувствую усталость, я даю своим клеткам поспать. Когда понимаю, что обленилась, даю им двигаться. Когда испытываю боль, я становлюсь спокойнее, лелею рану и сознательно отдаюсь чувству боли, что помогает ей рассеяться. Боль — это орудие, с помощью которого клетки сообщают мозгу, что какая-то часть тела получила травму. Клетки стимулируют работу болевых рецепторов, чтобы мозг сосредоточился и уделил внимание травме. Когда мой мозг отметит для себя источник боли, это будет означать, что она уже выполнила свое предназначение, и она либо ослабнет, либо совсем исчезнет.

Мне представляется, что сосредоточенный человеческий разум — это мощнейший инструмент во вселенной и с помощью речи наше левое полушарие способно направлять (или затруднять) наше физическое выздоровление и восстановление. Мое вербальное левополушарное сознание с его чувством собственного "я" играет роль чирлидера для моих 50 трлн молекулярных гениев, и, когда я периодически подбадриваю свои клетки, крича им: "Вперед, девочки!" — я невольно думаю, что это вызывает в моем теле своего рода вибрацию, способствующую созданию здоровой среды. Я твердо верю, что, когда мои клетки здоровы и счастливы, я тоже здорова и счастлива.

Это вовсе не значит, что и люди с настоящими психическими заболеваниями тоже в состоянии полностью решать, чему происходить у них в мозгу. Однако я вполне уверена, что симптомы тяжелых психических заболеваний имеют биологическую природу и определяются тем, какие клетки друг с другом взаимодействуют и какие вещества и в каких количествах они при этом используют. Нейробиологи сегодня открывают новые горизонты в исследованиях микросхем человеческого мозга, лежащих в основе психических заболеваний, и чем больше мы будем знать о них, тем лучше станем разбираться в том, как помочь людям успешнее следить за своим психическим здоровьем и заботиться о нем.

Что касается возможных способов лечения, мы можем влиять на клетки своего мозга химическим путем с помощью лекарственных препаратов, электрическим путем с помощью электростимуляции и когнитивным путем с помощью психотерапии. На мой взгляд, цель такого лечения должна состоять в том, чтобы повышать нашу способность разделять общую реальность. Я считаю, что стоит искать средства, которые могли бы помочь людям легче находить контакт друг с другом. К сожалению, 60 % людей, у которых диагностирована шизофрения, не понимают, что они больны. В итоге они не стремятся лечиться, не ценят возможность лечения, а нередко к тому же занимаются самолечением, принимая наркотики или злоупотребляя алкоголем. Даже когда мы (кто угодно) принимаем эти вещества в рекреационных целях, это снижает нашу способность разделять общую реальность, а значит, может вредить нашему здоровью.

Хотя некоторые и защищают право человека быть душевнобольным, я придерживаюсь мнения, что одно из гражданских прав каждого состоит в том, чтобы обладать душевным здоровьем и разделять общую реальность с другими людьми независимо от причин болезней или травм мозга, которые могут быть у кого угодно.

Мой инсульт дал мне бесценный подарок — я научилась понимать, что от глубокого душевного покоя нас отделяет лишь одна мысль или чувство. Обретение душевного покоя не означает, что ваша жизнь будет сплошным блаженством. Оно означает, что вы всегда сможете погрузиться в блаженное состояние среди обычной неразберихи суетливой жизни. Я осознала, что многим из нас кажется: расстояние между мыслящим разумом и сострадающим сердцем составляет многие мили. Некоторые умеют по команде преодолевать это расстояние. Другие же так привержены безнадежности, злобе и страданиям, что само понятие душевного покоя кажется им чуждым и небезопасным.