Тайна одинокой леди - Марина Серова

– Вот только зачем? – пожал плечами Бережнов. – Какой-то совсем непонятный вор у нас получается. Сначала он непостижимым образом крадет деньги, а потом, полюбовавшись их видом, отсылает обратно.

– Наверное, его совесть заела, – подал голос Городецкий.

– Нет, что-то здесь не то, – приняв его реплику всерьез, отозвался Бережнов. – Я, естественно, счел своим долгом сообщить вам об этом, – продолжал он, обращаясь ко мне. – Честно говоря, сам пока не могу найти этому объяснения.

– Я пока тоже, – призналась я, а Городецкий вообще ничего не сказал.

Воцарилось молчание. Я еще раз повертела в руках пачки, осмотрела коробку. Это была обычная картонная коробка, похожая на такую, в какую мог быть упакован, скажем, утюг или набор рюмок, купленный в советские времена. Никаких наклеек и надписей на ней не было.

– А как вы ее получили? – спросила я.

– Пришло извещение на получение бандероли, – пояснил Бережнов. – На адрес фирмы. Я послал курьера на почту, и он привез эту коробку. Она была завернута вот в это, – Бережнов протянул мне белый лист бумаги с обрывками скотча. На листе крупными печатными буквами был написан адрес фирмы «Пульсар». Обратного адреса не было.

– Ну что ж, – проговорила я. – Мне необходимо обдумать это все. Может быть, съездить на почту и узнать, не помнят ли сотрудники человека, который посылал эту бандероль. Хотя шансы на это, думаю, минимальны.

– Значит, придется подключить все свое аналитическое мышление, – заметил Городецкий, и я не поняла, язвит он на этот раз или говорит серьезно.

Определила по штемпелю номер почтового отделения, а также дату, когда была отправлена бандероль. Как оказалось, это случилось позавчера. Попрощавшись с компаньонами, решила пока вернуться домой.

Едва я подошла к двери подъезда и взялась за ручку, как сзади меня окликнул знакомый голос:

– Татьяна Александровна!

Обернувшись, я увидела неунывающего журналиста Ломакина. Судя по его ничуть не смущенному лицу, можно было сделать вывод, что он либо еще не знает, как распорядился Бережнов насчет его дальнейшей судьбы, либо является неисправимым оптимистом.

– Добрый день, добрый день, – затараторил он. – Я вас специально тут поджидаю. У меня есть новая идея насчет того, как разоблачить преступников!

– Знаете ли... – дипломатично начала я. – Меня это не интересует.

– Почему? – искренне удивился Ломакин. – Разве вы уже не занимаетесь этим делом?

– Занимаюсь, но... Без посторонней помощи, как оперативной, так и идеологической, – категорически заключила я. – Кстати, откуда вам известно, где я живу?

– Не забывайте, в какой газете работаю! – поднял вверх указательный палец криминальный репортер. – Уж у нас в редакции есть сведения о главном частном детективе города!

– А вам известно о реакции господина Бережнова на ваши, скажем так, неосторожные следственные действия? – прищурилась я.

– Нет, – удивленно отозвался Ломакин. – А что такое?

– В таком случае вам нужно поговорить с вашей подругой Анжеликой, она владеет информацией. А у меня мало времени, так что извините.

И, оставив озадаченного журналиста перед дверью, я прошла в подъезд, аккуратно затворив за собой дверь. Пройдя к себе в квартиру, занялась приготовлением завтрака, удовлетворенно отметив, что у Ломакина хватило ума не преследовать меня еще и здесь. После завтрака, отпивая маленькими глотками крепкий черный кофе, задумалась над происшедшим.

Деньги мог прислать либо вор, либо тот, кто знал, кто является вором. В первую очередь это должен быть его сообщник. Но зачем сообщник станет возвращать деньги? И как он забрал их у того, у кого они находились? Или они у него и были? Тогда он и есть вор? Ерунда какая-то получается, замкнутый круг! Кто вор, кто сообщник? И был ли сообщник вообще? Пока я не видела никаких мотивов для возвращения денег. В то, что вора замучила совесть, как сыронизировал Городецкий, я, конечно, не верила.

А что, если это человек, который знал о том, кто украл деньги, но при этом не был его сообщником? Просто случайно узнал... Но тогда опять возникает вопрос – как он забрал их у вора? И почему прислал тайком, не разоблачив этого человека и не назвав своего имени?

Смутная догадка промелькнула в голове и тут же померкла, поскольку зазвонил телефон. А едва вспыхнувшая искрой мысль уже погасла.

На проводе был Мельников, причем голос его был кристально чист и тверд.

– Ну что, нашелся твой потеряшка! – небрежно проговорил он.

– Неужели? – обрадовалась я. – И что с ним было?

– Да примерно то, что ты и предполагала. Перепугал его этот ваш... как его...

– Алекперов, – подсказала я.

– Ну да... Вот фамилия тоже, язык сломаешь! К тому же этот Колокольцев говорит, что был страшно зол на жену, а когда еще выяснилось, что из-за ее подружки у него дополнительные проблемы, вообще решил свалить от греха подальше. И вообще, он думал, что у этого азербайджанца претензии не только к Марианне, но и к его жене. Он ей теперь вообще не доверяет и подозревает в связи с каждым знакомым мужчиной. Боялся, что тот будет и дальше трясти деньги с него самого – тот ему пригрозил, что придет снова.

Скрывался у одного своего старого знакомого, о котором никто не знает. А потом получил эсэмэску от жены и понял, что бояться нечего. Кстати, он сам пришел к нам и заявил, что никто его не похищал. Представляешь, Таня, какой сознательный гражданин?

– Да, уже наслышана о его добропорядочности и законопослушности, – согласилась я.

– Вот все бы такими были! – подхватил Мельников.

– Размечтался! – усмехнулась я. – Учись работать в экстремальных условиях.

– Да только в таких и приходится. Ладно, пока!

А потом позвонила сама Катя Колокольцева и взахлеб принялась благодарить меня за то, что ее муж нашелся. Хотя я и не намеревалась расследовать его исчезновение – так, просто попутно пришла в голову мысль насчет эсэмэски, которая оказалась удачной. Сказала Колокольцева также, что и деньги нашлись, поскольку их взял сам Сергей. Правда, Катя добавила, что муж даже не заехал домой, а сразу отправился на работу и вообще его тон не был дружественным, тем не менее она успокоилась.

Время же приближалось к часу дня. Я выпила еще одну чашку кофе, после чего поехала к Леве Бурштейну, визит к которому из-за катавасии с Марианной отложился на сутки.

Жил он в не совсем удачном месте, недавно застроенном новыми домами, которое нельзя было назвать ни центром, ни окраиной. Главным неудобством было то, что туда было трудно добираться – от остановки общественного транспорта приходилось долго идти пешком до его дома. На машине тоже не совсем удобно, поскольку дорога к дому Левы была очень наклонной, к тому же узкой и неровной, и мне изо всех сил приходилось лавировать, чтобы не заехать в одну из многочисленных выбоин.