Император. Боги войны - Конн Иггульден

К тому времени как из темноты появились трое вражеских всадников, лагерь был почти готов. Легионеры прокопали рвы, возвели насыпи высотой в два человеческих роста. На мили вокруг не осталось ни одного дерева — их вырубили, обтесали, распилили и воткнули в частокол. Земляные валы, покрытые дерном, служили защитой от огня и вражеских метательных снарядов. За несколько часов почти из ничего возникла крепость — островок цивилизации в дикой глуши. Кругом стояли факелы в железных подпорках, окрашивая ночь в мерцающе-желтый цвет.

До Лабиена донесся запах жареного мяса; в пустом желудке громко заурчало. Но сейчас у него не оставалось времени заниматься собой, и он заставил себя позабыть о голоде.

Посланцы Цезаря двигались сквозь строй конных разведчиков; Лабиен разглядел доспехи центурионов с эмблемами Десятого. Цезарь прислал к Помпею не простых солдат. Им приказали ехать через оцепление медленным шагом, причем каждому к спине приставили острие меча. Лабиен, прищурившись, изучал гостей. По его приказу их спешили и окружили, и он, неспешно шагая по мерзлой земле, направился к ним.

Посланцы обменялись взглядами, и тот, что раньше ехал впереди, заговорил.

— Мы пришли по приказу Гая Юлия Цезаря, консула Рима, — заявил центурион. Он стоял спокойно, словно вокруг не было людей, готовых изрубить его в куски за любое резкое движение.

— Дипломат из тебя никудышный, — отозвался Лабиен. — Ладно, говори, что ты должен передать. У меня ужин стынет.

Центурион покачал головой:

— Мы пришли не к тебе, Лабиен. Послание предназначено для Помпея.

Лабиен рассматривал воина, ничем не показывая своего раздражения. Гостям известно его имя, отметил он себе. Должно быть, у Цезаря в Греции немало лазутчиков. Определенно, этих троих следовало убить до того, как они попадут в лагерь, с досадой подумал Лабиен.

— Вас не пустят к командующему с оружием, — сказал он.

Посланцы кивнули, сняли мечи и кинжалы и бросили оружие к своим ногам. Ударил сильный порыв ветра, и огни факелов бешено заметались.

— Снимите одежду, вам принесут что-нибудь надеть. Центурионам это явно не понравилось, однако спорить они не стали и вскоре стояли совсем раздетые. Их кожу покрывала паутина шрамов, свидетельствующая о том, что они сражаются долгие годы. Самый впечатляющий узор был у того, кто разговаривал с Лабиеном. Должно быть, у Цезаря отличные лекари, если его воины выживают после таких ран. Центурионы стояли совершенно неподвижно и даже не поеживались на сильном холоде — Лабиен невольно оценил их выдержку. Видя спокойную уверенность пленников, он хотел приказать, чтобы их тщательно осмотрели, но передумал. Помпей, наверное, ждет.

Рабы принесли грубые шерстяные рубахи, и посланцы, которые уже посинели от холода, быстро оделись.

Лабиен на всякий случай лично проверил сандалии гостей — нет ли чего подозрительного — и швырнул обратно.

— Отведите их в главный лагерь, к шатру командующего.

Он пристально глядел в лица центурионов, однако те оставались бесстрастными — как и лица окружающих солдат. Стало ясно, что ужину придется подождать — слишком любопытно, для чего Цезарю понадобилось рисковать отличными воинами.

Главный лагерь вмещал одиннадцать тысяч солдат и основные звенья командной цепи. Его окружали четыре других лагеря такой же протяженности — сверху это было похоже на неумелый рисунок цветка. В центре лагеря сходились три дороги; центурионов вели к шатру Помпея по Via Principalis — Главной улице лагеря. Они внимательно смотрели по сторонам. Конечно, потом обо всем доложат Цезарю. Лабиен опять задумался о том, как бы с ними покончить. Не желая снова упустить возможность, полководец приотстал от конвоя и быстро отдал распоряжения трибуну своего Четвертого легиона. Трибун так же поспешно отсалютовал и кинулся собирать людей, чтобы выполнить приказ. Лабиен с облегчением поспешил вдогонку центурионам Цезаря.

Шатер командующего — огромное крытое кожей сооружение — стоял у северных ворот лагеря. Укрепленный балками и перетянутый канатами, он не боялся ни бури, ни дождя. Масляные факелы, прикрытые железной сеткой, ярко освещали все вокруг. Их пламя плясало по ветру, и тени причудливо извивались. Лабиен догнал конвой у самого шатра и велел ждать снаружи. Он назвал охранникам сегодняшний пароль и нырнул под полог.

Помпей обсуждал что-то с трибунами. Убранство шатра отличалось простотой — длинный стол и резное дубовое кресло для хозяина, скамьи вдоль стен. Лабиену нравилась эта спартанская обстановка. Здесь было очень тепло. На утоптанном земляном полу мягко светились жаровни с углями, воздух казался густым и застоявшимся. Вошедший с холода Лабиен сразу вспотел.

— Ты привел их сюда? — удивился Помпей. Говоря, он держался рукой за живот.

— Я раздел их и обыскал, господин. С твоего позволения, их сейчас приведут.

Помпей указал рукой в сторону карт, лежащих на столе, и один из офицеров быстро и аккуратно их свернул. Когда на виду не осталось ничего важного, Помпей осторожно уселся в кресло и тщательно расправил на коленях складки тоги.

В присутствии Помпея трое центурионов держались так же спокойно. Несмотря на убогое платье, по коротко остриженным волосам и многочисленным шрамам было видно, что это за люди. Конвойные, оставив посланцев Цезаря стоять перед командующим, отошли к стенам и держали оружие наготове. Лабиен тяжело дышал; он даже позабыл, что не успел поесть.

— Итак, ради какого такого важного сообщения Цезарь готов рисковать вашими жизнями? — спросил Помпей. В шатре было тихо, только угли потрескивали в жаровнях.

Центурион, который говорил раньше, сделал шаг вперед, и стражники, замершие у стен, все как один изготовились броситься на гостей. В глазах центуриона промелькнула насмешка, словно происходящее его забавляло.

— Мое имя Децим, господин. Центурион Десятого легиона. Мы с тобой встречались в Аримине.

— Я помню тебя, — подтвердил Помпей. — Совещание у Красса. Ты был там, когда Цезарь привез галльское золото.

— Да, господин. Консул Цезарь намеренно послал известного человека, чтобы показать свою искренность.

Несмотря на спокойный голос центуриона, Помпей моментально покраснел от гнева:

— Не именуй его при мне этим незаконным титулом, Децим. Твой начальник не имеет права называться консулом.

— Он избран голосованием, господин, в соответствии с нашими древними обычаями. Гай Юлий Цезарь заявляет свои права и полномочия, дарованные ему гражданами Рима.

Лабиен нахмурился. Непонятно, чего желает добиться Децим, переча Помпею с самого начала разговора. Нельзя не заподозрить, что слова центуриона адресованы в первую очередь присутствующим офицерам, которые непременно передадут их другим. Помпей, казалось, разделял его подозрение: он поглядывал на окружающих, недовольно прищурившись.

— Мне, как диктатору, подчинены даже самозваные консулы. Но я думаю, Децим, ты явился не затем, чтобы поспорить об этом.