Аргилай. Возвращение домой - Дмитрий Легер

разбойники переоценили свои силы и жестко поплатились за ошибку.

– Всюду следы копыт. – доложил охранник каравана, вернувшийся с осмотра местности. – Тут явно было скоротечное сражение.

– Думаешь эти? – спросил Мамба, кивая в ту сторону, куда уехали конные лучники.

– Уверен. – кивнул наемник, сдерживая, и с трудом успокаивая, своего скакуна. Конь нервничал, чуя кровь пропитавшую землю под мертвыми телами, которые еще не успели остыть.

– Что ты там говорил про размалёванные морды и грустные черепа, тупина? – ехидно уточнила Лиса у Аргилая. Девочка сидела на краю покатой крыши фургона и беззаботно болтала тощими босыми ножками.

– Я все больше и больше уважаю культ Смерти. – быстро переобулся Лаи. – Татуировки у них просто отличные. Я всегда говорил, что самовыражение с помощью татуировок – это источник положительных эмоций, хорошего настроения, вдохновения и желания самосовершенствоваться. А убийство – лучший способ разрядки и освобождения от негативной энергии.

– Балабол! – звонко рассмеялась Лиса.

Глава 10. Буря над степью.

Через пол часа окончательно стемнело. С севера налетел сильный холодный ветер, принеся с собой тучи и спрятав звезды. Вновь пришлось доставать и укутываться в теплые шерстяные плащи. Серп луны мигнул на прощание и растворился во мгле, оставив путников в абсолютной темноте. Чтобы хоть как-то видеть дорогу охранники каравана запалили масляные фонари.

– На кой ляд на ночь глядя выдвинулись!? – проворчал один из наемников.

– Придурь важного пассажира. – недовольно ответил ему другой и с подозрением покосился на затянутое тучами небо. – Кажись гроза идет.

Аргилай прекрасно слышал весь разговор и отлично понимал, что «важный пассажир», чья придурь заставила караван выдвинуться в путь вечером – это он. Юноша виновато вжал голову в плечи, желая только одного – оказаться сейчас где угодно, а лучше всего внутри теплого фургона. В столь мерзкую погоду фургон уже не казался душной деревянной коробкой без окон. Но увы тепленькое, безопасное место уже было занято Трицитианой и ее новым другом, который, судя по приглушенным голосам, всю дорогу действительно читал женщине стихи.

Дверь жилого фургона распахнулась, выпуская наружу тепло, аромат высокодуховной поэзии с легким послевкусием алкогольных паров и светящегося счастьем Мухамарина. Впалые, небритые щеки южанина раскраснелись, а темные глаза поблескивали самодовольным вдохновением.

– С тех пор в глазах ее печаль, в груди – осколок льда. Морских просторов манит даль, а на щеке слеза. – громко и с выражением закончил декларировать очередное стихотворение Муха и послав воздушный поцелуй, пообещал. – Когда я закончу эту поэму, то посвящу ее тебе, о цветущая лилия моей души!

Из фургона ему ответил кокетливый смех Трицитианы.

Брови Аргилая медленно поползли вверх. Юношей опять завладели противоречивые чувства. С одной стороны, он радовался, что его наставница наконец излечилась от хандры, что мучила ее последние недели. Но с другой… кажется Лаи ревновал, что вывел из уныния Трицу не он, а какой-то грязный незнакомый южанин.

– Ой-вей, мой юный друг! – воскликнул Муха, обращаясь к Аргилаю. – Твоя честность достойна отдельной баллады. Я буду рассказывать своим детям о тебе, как о самом порядочном путнике среди тех, что я встречал в своей жизни. Но увы, все хорошее когда-нибудь заканчивается и сейчас мое сердце полно печали, поскольку настало время нам распрощаться и каждому отправиться своей дорогой.

– Ты же домой хотел? – удивился Лаи.

– Ты прозорлив и умен, как десять старцев, мой мудрый друг! – засмеялся южанин с орлиным носом. – Но я уже почти дома. Видишь там, в стороне от дороги слабый свет? – мужчина указал пальцем куда-то в сторону. Аргилай пригляделся и действительно увидел какой-то далекий огонек, словно в окне, прикрытым шторами, горела свеча.

– Это мой родной дом, где ждет меня любимая старая матушка. И сердце ее разобьется на тысячу осколков, если сегодня я не приду к ней. – пояснил Муха.

– Пока. – пожал плечами юноша, чувствуя себя неловким и туповатым на фоне красноречивого собеседника.

Мухамарин картинно поклонился на южный манер и, ступив на обочину дороги, растворился во тьме, словно его и не было.

Аргилай тронул Упрямца пятками и подвел коня к все еще распахнутой двери жилого фургона. Заглянул. Там при свете масляного фонаря, на перинах возлежала Трицитиана, с крайне довольным и удовлетворенным видом. Лаи принюхался.

– Ты открыла то дорогое Ваницианское вино, что подарил нам Марсель Роже на прощание?

– Да. – беззаботно ответила наемница, отхлебывая что-то из глиняной кружки. – Мне нужно было чем-то угостить нашего дорогого гостя.

– Очень дорогого. – недовольно буркнул Аргилай, вспоминая про свой опустевший кошелек.

– Кроме того я дала ему немного денег. У Мухи недавно скончалась жена, оставив его с тремя детьми. Бедняга совершенно на мели, даже мышь в чулане повесилась. – добавила женщина.

– Это он то на мели!? – возмутился юноша. – Да этот пройдоха обчистил меня в до нитки в Стук-Постук, чуть арбалет не забрал. Явно жулил, прохиндей!

Трицитиана рассмеялась искренним смехом счастливого человека.

– А он хорош! – восхитилась женщина и вновь отхлебнула из кружки.

– Слушай, если ваш вечер поэзии закончен, – рискнул закинуть удочку Лаи. – Можно я теперь залезу в фургон? Погода совершенно испортилась, медвежий плащ не спасает. И дождь вот-вот начнется.

– Сегодня этот фургон только для поэтов! – с самодовольным видом заявила Трица. – Как у тебя со стихосложением?

– Ну… – задумался юноша. – Я придумал рифму к слову «выхухоль». Сойдет?

– Нет. – категорически ответила арт-три и костылем закрыла перед носом Аргилая дверь фургона.

Дождь так и не начался. Зато на севере появились зарницы и до путников долетали раскаты грома. Молнии освещали далекие отроги Пепельных гор, делая их похожими на острые клыки сказочного хищника. Ветер поднялся такой, что от него уже не спасали даже теплые плащи.

– Грядет буря! – перекрикивая шум ветра сообщил один из охранников каравана. – Надо становится на привал, иначе крышка!

– Да где тут встанешь… – недовольно пробасил Мамба. – Бурю в открытой степи лучше не пережидать.

– Тут недалеко хутор того прохиндея, что мы подвезли. – рискнул предложить Аргилай. – Давайте вернемся и переночуем у него, пока далеко не уехали.

– Добро. – согласился чернокожий великан и повысив голос, скомандовал возничим. – Разворачивай фургоны!

Первым, что встретило непрошенных гостей на хуторе Мухамарина был невысокий забор, сложенный из распиленного на блоки известняка. Или как называли этот материал на юге – ракушняк. Проехав вдоль забора, путники обнаружили запертые на цепь ворота из переплетенных прутьев, промазанных глиной вперемешку с навозом, которые быстро открыли. Внутри оказался большой двор с колодцем и маленький домик-мазанка с соломенной крышей, возле дверей которого стоял хозяин. В правой руке Муха сжимал топор, а левая держала свечной фонарик. Лицо южанина сменило несколько различных выражений от испуга