Закон МКАД - Дмитрий Олегович Силлов

В другое время, может, и получилось бы чего. Но тело, отравленное болотным газом, слушаться меня не желало. Удар получился слабым и смазанным, только шкуру ворму слегка содрал на ноге мозолистой пяткой. Ворм взвыл и, недолго думая, треснул меня локтем в «солнышко».

Похоже, болотные миазмы никак не действовали на трупоедов, и, в отличие от меня, у них с координацией было все в порядке. Меня скрючило, перед глазами нарисовались разноцветные пятна. Правда, ворм тут же огреб последствие самодеятельности от хромого старикашки в виде удара посохом по башке – аж треск пошел, не смотри что дед хилый с виду.

– Дурак! – прорычал он, оскалив желтые, сточенные чуть не до десен зубы. – Нельзя бить Камай-нанги! И убивать нельзя! Духи-покровители сам должны забрать душу Черный Стрелка и отнести на небо! Клади его на бревно, давай топор и гвозди. Ничего, однако, поручить нельзя тупым хоммутам! Прости их, Камай-нанги, пожалуйста.

Ясно было, что старик старается для меня, говоря на языке хомо. Словом, дед попался весь из себя положительный и вежливый. Если, конечно, не учитывать одной мелочи.

Т-образная деревяшка лежала на земле, и вормы сноровисто меня на ней растянули. Руки – на верхней перекладине, стопы – на нижней. После чего дед склонился над моей левой рукой с длинным куском арматуры в одной лапе и топором в другой.

– Прости нас, Камай-нанги, – проговорил он. И одним ударом обуха топора вогнал мне в ладонь ржавую железяку.

От резкой боли в мозгу взорвался снаряд. Я резко дернулся, но вормы держали меня крепко, пока дед еще несколькими ловкими ударами топора загнул железку со стороны ладони.

– Так по ритуал положено, – пояснил он. – А так нада, чтоб железка ладонь не порвал и ты вниз не упал, однако.

И всадил второй штырь мне в левое предплечье.

Странно, что я не потерял сознание. Наверно, болотные испарения действительно послужили своеобразным наркозом, вроде закиси азота. Потому я прекрасно чувствовал, как железо проходит между костями рук, прижимая их к влажному, только что обтесанному дереву.

Второй штырь дед загибать не стал, поленился. Счел небось, что и одного загнутого достаточно, нечего лишнюю работу делать. Главное, что теперь Камай-нанги с бревна не свалится. И, обойдя орудие казни, занялся второй рукой.

Прибив мои руки четырьмя штырями к перекладине, шаман склонился над подставкой под ноги. Поставил штырь на подъем правой стопы, долбанул топором…

Когда руки раздирает адская боль, когда сознание постепенно гаснет, заглушаемое этой болью, дополнительные издевательства над телом воспринимаются уже как-то отстраненно, словно все это происходит не с тобой, а с кем-то другим. Я почувствовал, как плохо прибитая внизу подставка для ног от удара скрипнула на гвозде и перекосилась.

– Ай, какой аспид ее прибивал? – раздался визг шамана. – Это ты делал, сын стальной сколопендры? Прости его, великий Камай-нанги.

Послышался виноватый бубнеж ворма, видимо, незадачливого плотника. Но мне уже было все равно. Боль неожиданно отпустила, лишь легкий дискомфорт остался в конечностях, прибитых к Т-образной крестовине. Я внезапно почувствовал, как холм, болото, лес за ним тонут в приятной белой дымке и непостижимым образом становятся частью меня – так же, как я сам становлюсь неотъемлемым элементом этого мира. Тяжелое небо, висевшее надо мной серой могильной плитой, внезапно приблизилось ко мне – а может, это я стал ближе к нему? Внезапно тучи разошлись, словно кто-то невидимый разорвал их ладонями, и сквозь рану в непроглядной серой массе я увидел кусочек синего-синего, идеально чистого неба…

– Я прощаю вас всех, – прошептал я. – Я прощаю…

Боль…

С ней мы рождаемся в слезах и крови. С ней мы уходим. Часто с кровью – своей ли, чужой ли, – но, как правило, без слез и сожалений. Глупо жалеть о прошлом, когда в этом мире у тебя больше нет будущего…

Сейчас я уходил. Я понимал это краем сознания, практически уже растворившегося в вечности. Но уйти безвозвратно мне мешала боль. Не та, в руках и стопе, ставшая тупой и привычной, а новая, свежая.

В области сердца.

Может ли удивление вернуть к жизни умирающего? Может. На короткое время. Все-таки любопытно, что может понадобиться кому-то от полутрупа, болтающегося на Т-образной крестовине?

Я с трудом поднял свинцовые веки. Удивительно, сколько усилий может понадобиться человеку для того, чтобы открыть глаза. И невольно зажмурился снова.

Над вершинами деревьев, растущих за болотом, вставало солнце. Мутная картина – светило, встающее за пеленой свинцовых облаков. Но моим воспаленным глазам хватило и этого.

Ну что ж. Я пока однозначно жив и, похоже, пришел в себя. Здесь, на вершине холма, ветерок разгонял ядовитые болотные миазмы, и из моей головы выветрилась ленивая, ватная муть. Однако толку от этого было немного.

Не знаю, сколько времени провисел я на Т-образной конструкции, сколоченной вормами, – день? Два? Больше? Когда-то я интересовался древними способами казни, и если я ничего не путаю, распятый мог оставаться в живых целую неделю. Тем не менее, сколько бы времени ни прошло, я пока что не загнулся ни от кровопотери, ни от удушья. Когда руки прибиты к поперечному брусу, при дыхании межреберным мышцам и мышцам пресса приходится поднимать вес всего тела. Это приводит к их быстрому утомлению и затруднению дыхания. К тому же сдавливание грудной клетки напряженными мышцами вызывает отек легких. Но пока что я мог дышать, хоть и еле-еле. На выдохе хрипы вырывались из моего горла, и казалось, будто легкие изнутри трут наждачной бумагой. Все тело болело от немыслимого напряжения, ноги дрожали. Старый ворм не стал морочиться: прибил одну стопу, но от удара деревянное подножие перекосилось, и он оставил правую ногу свободной, опасаясь, что шаткая конструкция вообще отвалится и ритуал не будет завершен.

Я вновь попытался открыть глаза. На этот раз получилось лучше. Так… Руки изуродованы, но кости целы, и крови вытекло относительно немного. Старый ворм, видать, был большой специалист по казням. Штыри прошли между костями так, чтобы они опирались на железо. Естественно, руки распухли, но не сильно – похоже, шаман хотел, чтобы я протянул подольше, и намазал раны какой-то зеленой гадостью… Наверно, какое-то природное кровоостанавливающее средство. Тем не менее гвозди с заметными следами коррозии, значит, не от удушья, так от заражения крови скоро сдохну… Но что это за возня внизу?

Я с трудом перевел глаза и посмотрел вниз. Понятно… Толпа трупоедов свалила, оставив одного охранника, который сейчас, сосредоточенно сопя, пытался ткнуть меня копьем. Какого хрена, интересно, ему надо?

Острие грубо откованного наконечника скребануло по левой стороне груди – и ворм разочарованно вздохнул.

– Твоя еще не умер, Камай-нанги? – смущенно проговорил ворм, увидев, что я открыл глаза. – Прости, пожалуйста. Никак с твоя тела знак