Дружба, зависть и любовь в 5 "В" - Людмила Матвеева

– Я не хитрая, Людка, я просто не знаю.

– У меня от тебя, Таня, совсем секретов нет. Хочешь, я тебе про штаб расскажу? Пожалуйста. Вот там, на чердаке, Олька Савёлова устроила штаб. Чтобы мальчишки не знали. И там сейчас идут репетиции, Олька пьесу сочинила, представляешь? Умора. И всё время трясётся: «Девочки, девочки, это тайна, дайте клятву». Клятву? Пожалуйста, хоть сто.

– И ты в этой пьесе играешь? – Таня спрашивает, а самой неприятно – как будто подслушала чужой секрет. Но Таня чувствует, что Людка таких тонкостей не понимает, ей не хочется обижать Людку.

– Играю, – с готовностью рассказывает Людка. – Знаешь, я кто? Королева, меня все называют «ваше величество». Даже Олька Савёлова. Представляешь? Тебе что – неинтересно?

– Почему? Интересно.

Не хочет Таня обижать Людку. Хорошая девочка Людка.

Сегодня Людка кричит под окнами:

– Таня! Выходи скорее!

Бабушка качает головой:

– Некультурно под окнами кричать, людей беспокоить. Неужели трудно подняться и пригласить?

Да мало ли что скажет бабушка. Не всё на свете понимает бабушка.

Таня быстро одевается, выбегает во двор. Людка ждёт у песочницы, там весенняя грязь. А Людка стоит аккуратненькая, с бантиками. Славная такая. У Тани, когда сырая погода, всегда брюки забрызгиваются. И волосы растрёпываются сразу, если ветер. У Людки ничего не заляпывается, не растрёпывается, не выбивается. Аккуратная, складная девочка Людка.

– Я тебя жду, жду. Пошли скорее.

Таня даже не спрашивает куда. Всё равно – куда бы ни было, приятно идти с подругой, с Людкой.

Наконец Людка говорит:

– Фотографироваться будем.

– Фотографироваться? Зачем?

Людка плечом пожимает:

– Как зачем? На память, конечно, какая ты, Таня, странная.

Тане и самой кажется, что она странная. Чудачка какая-то. И вопросы задаёт чудные. Зачем люди фотографируются? Что тут спрашивать? Ясно же – на память.

– А где мы будем фотографироваться? – спрашивает Таня, потому что они прошли уже мимо дома с вывеской «Фотоателье» и идут дальше.

– Мы будем сниматься в скверике. Нина Алексеевна велела всем прийти. А у кого есть звери – со зверями. Поняла?

– Поняла, – отвечает Таня, хотя не всё поняла.

Пришли в скверик. Там собрался почти весь класс. Таня сразу увидела Максима. Он стоял в стороне и держал толстого хомяка. Щёки у хомяка шевелились. Таня и не знала, что у Максима есть хомяк. Максим наклонился к хомяку, что-то тихо говорил ему. Но Таня видела, что Максим её заметил.

– Я сейчас за Чарликом сбегаю, – сказала Людка. Появилась Нина Алексеевна, у неё был непривычный вид в шубе и светлой меховой шапке.

– Куда? Наконец собрались, а ты опять бежишь? Не выдумывай.

– За одну минуту вернусь! – крикнула на бегу Людка и исчезла. Всё-таки Людка молодец. Нина Алексеевна не велит, а она всё равно убежала за Чарликом. Таня бы так, наверное, не смогла.

Колбасник притащил банку с тритонами.

– Колбасник! Чего ты тритонов приволок? – смеётся Оля. – Они же ничего не соображают, тритоны.

– Много ты знаешь! Тритон очень умный.

Максим рыжему хомяку в спинку дует ласково. Максим так любит животных, только ему мама не разрешает заводить никого. И Тане тоже не разрешает мама. Папа иногда почти соглашается на щенка, но последнее слово всегда за мамой. Она говорит:

«Я животных люблю, с удовольствием смотрю на чужих собак. А свою заводить – простите, не хочу. Мы все очень занятые люди, надо делать свои необходимые дела. А в игрушки играть – некогда. Всё».

– Построились все в ряд! – сказала Нина Алексеевна. – Быстрее! Человека задерживаем!

Мужчина с фотоаппаратом, которого Таня только теперь заметила, встал на скамейку. Он навёл на них объектив и сказал Оле:

– Олечка, возьми своего хомяка. Запечатлею вас вместе. А мальчик обойдётся без этой радости.

Оля взяла у Максима хомяка и опять встала в середину, рядом с Ниной Алексеевной.

– Папа, – капризно сказала Оля, – только ты щёлкни побыстрее. А то ты долго наводишь, и у меня делается каменное лицо. – Оля засмеялась. Как будто это очень смешно: такое прекрасное лицо, как у неё, может вдруг стать каменным, деревянным или оловянным.

Таня стоит с краю. Ей хотелось бы оказаться на снимке рядышком с Людкой, а Людки всё нет. И Серёжа со своими кошками почему-то не пришёл.

Таня с краю, такие, как она, всегда с краю, ей даже нравится быть не на виду. В середине пусть будет Оля. Она и оказалась в середине. Оксана тоже, у неё тоже хомяк. А во втором ряду Максим. Конечно, хорошо бы встать там, но этого Таня не может. Даже от самой мысли об этом ей делается неловко. Как будто и мысль, невысказанную, может кто-то услышать. Ничего, не так уж Максим далеко, всего через четыре человека и одну собаку, совсем маленького пинчера, которого принесла на руках Оля Горелова. Тихая, незаметная девочка, тихая чёрненькая гладкая собачка на тоненьких ножках.

Всё равно Таня и Максим будут сняты на одной фотографии. И Таня сможет в любое время на эту фотографию смотреть.

Прибежала запыхавшаяся Людка. Вот молодец, успела. Таня рада, что Людка успела. Подвинулась в сторону. Сейчас Людка вместе со своим лохматым Чарликом встанет с ней рядом. Потому что они подруги. У Чарлика глаз не видно, одни лохмы. Сейчас Людка подойдёт к Тане, Чарлик будет между ними, и Таня сможет даже положить ему руку на спину. Получится, что это Людкина собака и немного Танина. Потому что Таня и Людка – подруги.

– Правда, симпатичный? – спрашивает Людка. Она быстро встаёт в середину, рядом с Максимом. – Максим! Хочешь, клади руку ему на голову! А? Максим!

И Максим просиял. Он положил руку прямо на лохматую голову Чарлика. Сидит собака прямо у ноги Максима, а он улыбается. И Таня старается улыбнуться. Ей почему-то не хочется улыбаться. Но она сердито говорит себе: какая Люда молодчина. Не пожадничала. Настоящая подруга: знает, как Тане хочется сделать для Максима что-нибудь хорошее. Нет у Тани собаки, а то бы она с удовольствием дала Максиму сняться со своей собакой. То если бы да кабы. А у Людки собака есть, и она сумела обрадовать Максима. Хорошая подруга Людка.

Олин папа сказал:

– Спокойно! Снимаю! Только вот ты, девочка, перейди во второй ряд. Ты высокая, так будет лучше.

Он показал на Таню. Она перешла во второй ряд, оказалась рядом с Колбасником. Он толкнул её и прошипел:

– Невеста без места.

Хихикнула Оля Савёлова, громко засмеялась Оксана.

– Тритон – это ящерица, – сказал Колбасник громко. – Только водяная. У него ручки как у человека.

И он выставил вперёд банку с тритонами. У них правда были ручки с растопыренными пальчиками. Всё равно тритоны Тане не нравились. Может быть, потому, что это были тритоны Колбасника. И вообще Тане вдруг совсем расхотелось фотографироваться, только уйти было неудобно.