Дом с химерами - Инна Бачинская

– Интересуешься как философ? – хмыкнул режиссер.

– Как агностик. Кто первый?

Актеры переглянулись.

– Я! – Ляля Бо подняла руку. – Я жила здесь четыре месяца, тут еще были трое детей с первого курса музучилища – Аркаша с трубой, Маринка с флейтой и Наташа со скрипкой. Их не хотели брать на квартиру. И Жабик… Петя Зосимов. – Она кивнула на Жабика. – Потом они переехали, а мы с Жабиком остались. Я ничего такого не видела, но были шаги на потолке.

– На потолке?

– В смысле, наверху. Как бы на чердаке.

– Чего же ты не сказала? – спросил Жабик.

– Чего говорить-то? Что кто-то лазит по чердаку? Даже не смешно. Дверь была закрыта, чужих не было. Я даже подумала, что это Жабик прикалывается, выскочила однажды, а он поднимается по лестнице снизу… На бровях, чуть живой, а я только что слышала шаги.

– Ладно врать! – обиделся Жабик. – Нормальный я поднимался. Это ты выскочила, как… не знаю что. Призрак оперы! Я чуть со ступенек не загремел!

– И все? – спросил Федор.

– Стонал кто-то несколько раз. Прямо сердце останавливалось. Я с головой накроюсь, уши зажму… Свет оставляла. А днем думаю – что за фигня! Дом старый, щели везде, дерево скрипит… А потом съехала и почувствовала такое облегчение – не передать. Это чьи-то души там…

– Ты бы меньше про аномальные явления смотрела, – посоветовал Арик.

– Ага, поживи тут! Сам аномальным станешь.

– Петя?

– Ну… я видел, – сказал Жабик, покосившись на режиссера. – Да. Видел. Но мне никто не верит. Виталя говорит, галюники с перепою. Но, во-первых, я пока добрался из города, проветрился, а во-вторых, он был!

– Кто?

– Висельник! Висел на двери в зал… Я чуть дуба не врезал! Висит, покачивается. А когда приехали менты, его уже не было. Растаял.

– Растаял… – проворчал режиссер. – Слез и ушел.

– Ясно, – сказал Федор. – Глеб?

– Не знаю. Не уверен.

– Давай, Глебыч! – подбодрил его Жабик. – Я тебе верю! Это такой дом… Глыба, а не дом! И могилы в саду. Дом-личность!

– Тут какая-то чехарда с дверями – то они закрыты, то открыты, то сквозняк их захлопывает, – начал Глеб. – И не открываются. А через минуту снова открыты.

Прозвучало это как-то несерьезно, словно бабки сидели у подъезда и пугали друг дружку нестрашными россказнями.

– И все? – спросил Федор.

– Нет. Еще был голос… Но ты же сам понимаешь, это нелепость! – Было видно, как ему неловко.

– Голос? Что он сказал?

Глеб вытащил из кармана мятый листок, с которым не расставался. Протянул Федору. Тот взял. Прочитал раз, другой.

– Это было сколько раз?

– Два.

– Одно и то же?

– Да. Только во второй раз он спросил, живой ли я.

– И что ты сказал? – спросил Арик.

Жабик фыркнул.

– Сказал, что живой. И тоже спросил, живой ли он. Он не ответил.

– Что скажешь, Федя? – спросил Вербицкий? – Каков вердикт? Ты у нас человек ученый.

– Трудно сказать. Слишком неопределенно – стоны, двери, шаги…

– А висельник? – напомнил Жабик.

– Слишком субъективно… Принимая во внимание состояние реципиента.

– И я о том же! – подхватил режиссер.

– А голос?

– А вот голос – это интересно.

– Крутая белочка!

– Не похоже.

– А на что похоже?

Федор помолчал, потом сказал:

– Кому-нибудь из вас знаком термин «Китайская комната»?

Актеры переглянулись…

Я рассматривала сереющее рассветное окно и думала о всякой всячине. Придется снова звонить на работу и сообщать, что сегодня они могут на меня не рассчитывать. Хорошо быть боссом… Мне было стыдно, но любопытство, любопытство… Я попыталась убедить себя, что Гавриленко будет только рад – ему нравится чувствовать себя начальником.

– Бессовестная любопытная кошка! – пискнул Каспар.

– Брысь! – ответила я.

– Сама брысь! – ответил он. – Работу забросила, глупостями занимаешься. А теперь еще и привидения вылезли… С ума сойти!

Я только вздохнула. Вы, конечно, спросите, кто такой Каспар? Каспар – это… Каспар. Умозрительный персонаж, страшно разговорчивый, бесцеремонный, лезущий в душу… Зануда, одним словом. В смысле, внутренний голос, с которым я пререкаюсь в самые сложные минуты жизни, причем зачастую доходит до драки. Сначала он назывался Каспер, как то славное пухлое привидение, похожее на воздушный шарик, а потом стал Каспаром, поскольку не обладал ни пухлостью, ни приятным характером. Так и лезет под руку со своими советами, воспитывает и зудит, и все это с лучшими намерениями, как он считает!

Почему вдруг кошка? Каспар намекал на восточную поговорку о том, что любопытство сгубило кошку, не иначе. Даже кошку. Вообще-то это философский вопрос – пойти на поводу своего любопытства и заглянуть за черту или не пойти и потом всю жизнь мучиться.

«Пойду!» – решила я и потянулась за мобильным телефоном. Гавриленко откликнулся немедленно, словно ожидал…

Мне предстоял визит к Валдису, бармену из «Белой совы». Я не понимала, зачем вчерашний бармен сунул мне адрес и телефон коллеги. Может, ошибся? Перепутал сумочки? Нет! Рядом со мной за барной стойкой сидели одни мужчины, и сумочек у них не было. После недолгих колебаний я решила не звонить, а попросту взять и заявиться – свалиться как снег на голову.

– Азарт ищейки, – вылез Каспар. – И эскапизм.

– При чем тут эскапизм?

– Ты бежишь от реальности. Потому что в реальности – Ситников и длинная моделька. Ты забиваешь себе мозги всякой… всяким… ерундой, одним словом, чтобы переключиться. Мне-то можешь не врать. Больно?

– Отстань, а? Больно, конечно. Не знаю, может, и эскапизм. А почему она на полголовы длиннее? Зачем ему женщина на полголовы длиннее? Зачем вообще мужчине женщина на полголовы длиннее?

– Какая разница? Если им хорошо вместе… Кто сказал: любви все возрасты покорны, а рост тем более, вдвойне?

– Дурак сказал!

– Неправильно! Сказал тот, у которого женщина была на полголовы длиннее.

– Или он был на полголовы короче.

Каспар промолчал, мое замечание показалось ему просто глупым. А с другой стороны – о чем тут спорить?

Им хорошо вместе… А мы-то всегда думаем, что лучше, чем с нами, не бывает. Еще как бывает! Лешка Добродеев сказал – светская львица. Тот еще типус, без него, разумеется, не обошлось. Сказал, что Ситников с ума сходит от ревности. Меня он тоже ревновал, но все больше к «Охоте». А может, ревность их подстегивает? Азарт, погоня, охота!.. Оттолкнуть других самцов, схватить, вцепиться зубами и напиться крови! А потом танцевать вокруг костра.