Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Если бы можно было повернуть стрелки назад… Как у Стэнли Кубрика в фильме «Сияние». Помните, Джек Николсон входит в пустой бар, и он внезапно заполняется тенями прошлого…

Наверняка по переулку ровно в двенадцать прошел бы человек в ратиновом пальто с дорогим шалевым воротником, в круглой меховой шапке, ее тогда называли боярской.

Сквозь суетную толпу он солидно шел в кафе «Красный мак».

Не многие сегодня помнят это самое элегантное московское кафе. Зал его находился на двух уровнях, как когда-то в кафе «Артистическое»: задрапированные стены, красные удобные кресла, тяжелые бархатные занавеси, вытканные красными маками. Вечером на каждом столике зажигались лампочки с красивыми абажурами. Полумрак и интим. И кухня была здесь прекрасная.

Но вернемся к человеку в ратиновом пальто. Он приходил в кафе ровно к двенадцати, усаживался всегда за один и тот же столик; обслуживал его мэтр, никому не доверяя ухаживать за столь дорогим гостем.

Этого человека побаивались. Фамилия его была Мохов, звали Альберт Васильевич. И кличка у него была. В определенных кругах его звали «Темный».

Но Альберт Васильевич не был ни налетчиком, ни трикотажным дельцом. У него была престижная профессия, дававшая ему определенное положение среди московских деловых. Он был ювелиром, и очень хорошим. Работал на дому, имел официальный патент, платил положенные фининспекции деньги всегда вовремя. Но даже если бы он запоздал с оплатой, думаю, ни один фининспектор не отважился бы его беспокоить.

Мохов был темным ювелиром, выполняя неучтенную, левую, работу для «пламенных» чекистов — братьев Кобуловых, министра госбезопасности Меркулова и их грузинских коллег.

Поговаривали, что у него бывал полковник Саркисов, начальник охраны Лаврентия Берия.

Телохранитель заказывал недорогие безделушки, которыми лубянский маршал одаривал своих многочисленных любовниц. Колечки и браслеты выполнялись Моховым так элегантно и красиво, что производили впечатление очень дорогих вещей.

Разные слухи ходили по Москве о работе Альберта Васильевича. Говорили, что Амаяк и Богдан Кобуловы, генералы МГБ, соратники всесильного Берия, привозили к Мохову уникальные вещи, изъятые на обысках, но почему-то не попавшие в протоколы, и Темный переделывал их, давая камням и золоту новую жизнь.

Мохова в его кругу побаивались, старались не сближаться с ним, поэтому он заводил широкие знакомства среди московской артистической богемы.

В 1951 году, на Рижском взморье, я впервые увидел его в компании Александра Вертинского.

В 50-м году в Москве появилась весьма опасная группа разгонщиков. Как потом выяснилось, в нее входили пятеро молодых офицеров, уволенных из армии в 45-м и 46-м годах. Практически все из них прошли войну, не боялись ни крови, ни опасности. Что любопытно, все пятеро некоторое время служили в Германии и Австрии, привыкли к легким послевоенным деньгам, которые сами текли в руки на бывшей вражеской территории.

Они вернулись домой, поступили на работу и в институты, но запасы скоро кончились, а московские рестораны каждый вечер манили к себе молодых лейтенантов.

Тогда они придумали беспроигрышную схему. Они начали бомбить цеховиков и торгашей. Но делали это так, как их учили в армии. Сначала разведка. Молодые, хорошо одетые, щедрые ребята-фронтовики с хорошенькими девушками стали постоянными посетителями самого модного в ту пору ресторана «Аврора» на Петровских линиях, там нынче кабак «Будапешт».

В этом ресторане ежевечерне собирались артельщики, торгаши, деловые люди из Столешникова. Там ребята знакомились с деловыми людьми, пили с ними и выведывали их маленькие тайны. А через несколько дней в квартире подпольного дельца раздавался звонок. Входили двое или трое молодых людей, предъявляли муровские книжечки, клали на стол ордера на обыск и начинали изъятие денег и ценностей, нажитых преступным путем. Все оформлялось по всем правилам: протокол изъятия, протокол допроса. Потом перепуганному цеховику говорили, что он может переночевать дома, а утром прибыть в МУР, где на его имя будет заказан пропуск. Лейтенанты были неплохими психологами. Они точно знали, что никто добровольно в тюрьму не пойдет. Так и было: дельцы исчезали из Москвы тем же вечером.

По Столешникову поползли страшные слухи: говорили об особой бригаде, расследующей дела крупных дельцов. Многие грешили на Мохова. Его стали бояться еще больше.

Но одного не учли веселые разгонщики-лейтенанты: среди деловых была прочная прослойка агентуры МГБ. Вот к одному из негласных помощников органов они однажды и пришли с обыском. Утром директор магазина «Меха» не сбежал из города, а отправился прямехонько к оперу, у которого был на связи. Тот позвонил в МУР… Ну а дальше все пошло заведенным порядком.

Через месяц в доме № 9, на котором нынче висит мемориальная доска московскому репортеру, на третьем этаже, оперативники УМГБ задержали разгонщиков.

Взяли троих, а один, бывший лейтенант из армейской разведроты, прошедший все, что может пройти отважный человек на страшной войне, выпрыгнул из окна третьего этажа во двор и исчез в лабиринтах проходных дворов Столешникова, Петровки, улицы Москвина. Он не боялся, что его выдадут подельники. И они его не выдали.

Почти через полвека мы пришли с ним в этот двор, и он показал мне окно и провел по чудом уцелевшим дворам и подъездам-«сквознякам».

Теперь он уважаемый в стране кинематографист. Но я не буду без разрешения называть его фамилию…

А что же случилось с «темным ювелиром»? Как рассказали мне старые чекисты, он пал жертвой ведомственных интриг.

Министр госбезопасности Виктор Абакумов начал собирать компру на бериевскую бражку, и в первую очередь на развеселых кавказцев — братьев Кобуловых и генерала Гоглидзе.

Люди всесильного министра вышли на Мохова, но допросить его не успели. Он исчез: поехал по телефонному звонку неизвестного человека оценивать редкое ожерелье и больше его никто не видел. Имя этого человека всплыло через много лет.

В 1984 году в дачном поселке Малаховка были убиты и ограблены Гоглидзе Евлалия Федоровна и ее дочь Галина. Убил их вор-домушник Крекшин, впервые пошедший на мокрое дело из-за большого количества драгоценностей. Многие из них, как выяснилось позже, имели музейную ценность. Откуда у замминистра МГБ, расстрелянного по делу Берия генерал-полковника Гоглидзе такие ценности?

Вот выдержка из протокола допроса бывшего заместителя министра внутренних дел Грузии генерала Каранадзе:

«…лучшие вещи арестованных крупных людей забирались всегда Кобуловыми, женами Гоглидзе Сергея и Беришвили Константина, которые даже дрались из-за них между собой».

В 1937 году, в момент массовых репрессий, Сергей Гоглидзе был народным комиссаром внутренних дел Грузии. А как мы знаем, там всегда было много богатых людей.

Убийцу семьи Гоглидзе — Крекшина — арестовали, большую часть драгоценностей изъяли. Эксперт, работавший с ним, рассказал мне, что там было больше десяти работ «темного ювелира» Мохова.