Чертежи волшебства - Илья Шумей

Поравнявшись со Жрицей, карета остановилась, и женщина почтительно опустилась на одно колено.

— Приветствую Вас, госпожа!

— Рада видеть тебя в добром здравии, моя девочка, — из приоткрывшейся дверцы показалась женская рука и поманила к себе, — забирайся сюда.

Коротко звякнув шпорами, Жрица запрыгнула на подножку и нырнула в полумрак салона.

— Как прошло Ваше путешествие? — вежливо осведомилась она, присев на мягкий кожаный диван.

— Без неожиданностей, — ее собеседница, восседавшая напротив, оставалась почти неразличимой. Лишь неясный контур очерчивал ее фигуру, пятно абсолютной темноты среди окружающего сумрака. И голос… Его глубокое бархатистое контральто будоражило какие-то забытые струны в душе человека, невольно заставляя вспоминать родство с первобытным предком, вздрагивавшим при звуках доносящегося из глубины пещеры глухого звериного рыка, — обычная дорожная скука.

— Ваши планы остались неизменны?

— Это зависит от того, что расскажешь мне ты. Что тебе удалось выяснить?

— Все, что только возможно.

— С кем мы имеем дело?

— Люди. Смертные, — короткий ответ на короткий вопрос.

— Как и предполагалось, — капюшон слегка качнулся. — Они опасны?

— Весьма.

— Что ж… Каков твой вердикт?

— Успешный исход вполне вероятен, но затея крайне рискованная, — Жрица подалась вперед. — Оставьте это мне, госпожа! Или обратитесь к Советнику Руорну! Вам вовсе незачем самой так рисковать!

— Я ценю твою заботу, моя юная Сестра, — последовала нбольшая пауза, дающая понять, что та в порыве эмоций вышла за пределы своих полномочий, и ее оплошность не осталась незамеченной, — но должна напомнить, что и у меня есть свои обязательства. Как перед Сиарной, так и перед нашей сестрой Зиолой. И я не вправе перекладывать их на чужие плечи, пусть даже такие надежные, как твои или Бекташа.

— Прошу прощения, госпожа, — пристыженная Жрица виновато потупилась.

— Это моя прямая обязанность — вершить Суд и вынести Приговор виновным, а твоя задача — проследить за его исполнением.

— Я Вас не подведу!

— Нисколько не сомневаюсь, — кивнула темная фигура. — Ну а теперь, коли мы уже определились, то выкладывай подробности. Что именно представляет для нас наибольшую опасность?

— Вот это, — на черном бархате затянутой в перчатку руки тускло блеснул маленький комочек свинца.

В процессе пробуждения каждый человек должен последовательно найти ответы на ряд ключевых экзистенциальных вопросов, определяющих его место в окружающем мире, таких как: «кто я?», «где я?» и «как, черт подери, я здесь оказался?». На первый вопрос Шимаэл ответил довольно быстро, но для того, чтобы разобраться с остальными, требовалось открыть глаза. Но делать этого совершенно не хотелось. Лучше всего было бы просто продолжать лежать, ни о чем не думая и ни о чем не беспокоясь, и, в идеале, снова уснуть.

Однако сон, похоже, ушел окончательно, и на освободившееся место вначале тоненькой струйкой, а затем все более бурным потоком хлынули воспоминания. И большинство из них были весьма приятными.

Не открывая глаз, Шимаэл перекатился на другой бок, но его рука нащупала рядом лишь пустоту. Тогда он все же разлепил веки и попробовал осмотреться. Последствия злоупотреблений «Корректолом» немедленно дали о себе знать неприятной резью, но сквозь застилавший взор туман он все же разглядел, что кроме него в комнате никого больше нет.

Попутно пилот отметил, что для постояльцев с деньгами у Донея предлагались весьма недурственные апартаменты. Добротная мебель, умывальник за ширмой, большое светлое окно и широкая двуспальная кровать посередине — неплохо для постоялого двора в провинциальном городке.

Огорчало одно — вторая половина кровати пустовала. Шимаэл провел ладонью по давно остывшей измятой подушке, и в его руке остался длинный черный волос, доказывавший реальность всего, что с ним приключилось накануне.

В его голове царил невероятный кавардак. Проведенная с Оди ночь прошлась по его мозгу сокрушительным торнадо, оставив после себя кашу из бесформенных обломков, некоторые из которых еще пылали жаром. Прикосновения влажных губ, страстные ласки, почти удушающие объятия и тяжелое горячее дыхание — мысли Шимаэла извивались и корчились, будучи не в силах вырваться из оков осаждающих его образов. Оди оказалась воплощением безудержной страсти. Разгоряченная и ненасытная, она буквально впивалась в него, снова и снова требуя любви.

Как и все мужчины, Шимаэл втайне мечтал о подобных приключениях, но даже в самых смелых фантазиях он не представлял, что с ним взаправду может случиться такое!

Он бы еще долго так лежал и предавался сладким грезам, но подспудное беспокойство постепенно начало брать верх. Он отсутствовал уже более суток, что вряд ли могло остаться незамеченным. Следовало готовиться к серьезным неприятностям, хотя, по правде говоря, Шимаэл не испытывал ни грамма раскаяния.

Когда он попробовал сесть, его тело самым решительным образом напомнило о себе. Оно оказалось совершенно не готово к столь жарким любовным утехам.

Болело все. Создавалось такое ощущение, что Шимаэл всю ночь ворочал огромные глыбы в каменоломне. Взбунтовавшаяся сила тяжести бросила его обратно на кровать, нацепив на руки и ноги свинцовые кандалы. Он чувствовал себя совершенно обессиленным и выжатым досуха даже не как лимон, а как половая тряпка, которую что было сил выкручивали бессчетное число раз.

Противиться искушению остаться в постели хоть еще ненадолго оказалось крайне непросто, но умом Шимаэл понимал, что не может позволить себе такой роскоши. Обнаружив его исчезновение, Риккардо вполне мог поднять такой шум, что было бы слышно на весь Келчег.

Кое-как он слез с кровати и начал одеваться, ползая за своими вещами на четвереньках по всей комнате. Добравшись до умывальника, Шимаэл с жадностью приложился к кувшину с водой — в горле пересохло до такой степени, что он не мог издать ни звука, а язык после бурной ночи, казалось, весь покрылся мозолями.

Однако он не смог отыскать ни единого следа Оди. Ни одежды, ни вещей, ничего. С одной стороны, ему было досадно, что она от него сбежала, но, с другой, это позволяло незаметно улизнуть и ему самому.

Шимаэл достал из кармана куртки «пуговицу» с прилипшим к ней куском липкой ленты и щелкнул тумблером.

— Алло, это я, — негромко произнес он, осторожно выглянув в коридор, — я еще жив.

Дверь ему открыл Айван. Чувствовалось, что у него на языке крутилось немало интересного и поучительного, но он так долго выбирал подходящую фразу из раскинувшегося перед ним изобилия, что Шимаэл успел проскользнуть мимо него внутрь. В кабинете он первым делом бросился к умывальнику, не обращая внимания на багрового от ярости Риккардо и всех прочих, где с наслаждением погрузил лицо в холодную воду.