Во имя Зоны - Лев Жаков

Генерал был тщательно, безупречно выбрит, темно-каштановые волосы аккуратно зачесаны назад. Лет пятьдесят; прям, как стрела. Манерой держаться, осанкой он напомнил Рамиру дореволюционных офицеров.

У него были желтые глаза. Рамир вздрогнул, когда Протасов, огладывая пленных, пронзительно посмотрел прямо на него. Так вот он каков, этот мясник! С виду весьма приличный господин, ему место в штабе прусского императора или на приеме у английского короля.

«Генерал очень зол», — понял Цыган, как только тот быстро заговорил придушенным голосом:

— Если думаете, что вы еще люди, то вы ошибаетесь. Вы материал для опытов, падаль и прах земной. Еще одна попытка бунта — и будут репрессии. А сейчас — предупреждение. Последнее. Действуйте, сержант.

Рамир следил за ним с каким-то восхищением. Ничего лишнего, ни жеста, ни слова, коротко и доступно… Да, этот человек мог спланировать и осуществить нападение на объединенный лагерь! И мог только победить, поражение ему не ведомо.

Генерал коротко кивнул военсталу со свернутым носом, и тот заорал, впрочем, на полтона ниже, чем обычно:

— Все на выход! Соблюдать порядок! Построиться на улице! А ну пошли, пошли, генерал ждать не любит! Вперед!

Военсталы пинками поднимали сталкеров и выталкивали на улицу. Многие лежали на куртках и не успели поднять и надеть их. Было холодно, дыхание превращалось в пар, вылетало изо рта облачком и таяло в морозном воздухе. Рамир пошел сам, но все равно получил прикладом между лопатками. Он сжал зубы и сдержался. Кажется, это был первый раз в его жизни, когда он не ответил обидчику. Цыгану этот опыт не понравился, и он мысленно поставил напротив фамилии генерала галочку. Протасов открыл счет, и когда-нибудь генералу придется по нему заплатить…

Ботаник слетел с крыльца, посланный со ступенек мощным пинком, и вцепился в Цыгана, тот рассеянно придержал тощего лаборанта. Очки Ботаник так и не успел надеть, они сиротливо болтались у него в руке.

Пленных поставили в ряд на полоске земли перед избой. Это был неровный ряд встрепанных, взлохмаченных, побитых, с синяками и кровоподтеками людей. Военсталы стояли сзади, впереди и по бокам шеренги, держа сталкеров под прицелом. «Сколько же вас тут?» — подумал Рамир, быстро оглядываясь.

— Разделите их на две группы, — приказал генерал.

— На первый-второй рассчитайсь! — заорал кривоносый сержант. — Первый — стоять на месте, второй — шаг вперед! Делай, что приказано! Ну!

Вразнобой зазвучали голоса. У долговцев получалось лучше, сказывалась привычка к военной дисциплине, свободовцы отзывались вяло. Сержант прошелся по ряду, хватая каждого второго за грудки и вытягивая вперед — не ждал самостоятельного выполнения команды. Стоявший рядом с Цыганом Ботаник взмахнул руками, когда дернули его, и чуть не свалился. Очки он все же выпустил, и они свалились под ноги сержанту военсталов. Тот сделал шаг, стекла хрустнули под подошвой.

Ботаник нагнулся, шаря руками по земле. Цыган со злостью схватил его за шиворот и прошипел:

— Стой прямо, пока не пристрелили!

— Но очки… я так плохо вижу… — растерянно забормотал Вова. Рамир пнул его под коленку:

— Стой, из-за тебя всех положат!

Ботаник выпрямился, если это можно было так назвать, и встал, сутулясь, шатаясь, беспомощно глядя вокруг близорукими глазами. Когда сталкеров разделили, Протасов, остановившийся перед двумя рядами, сказал:

— А теперь ваше наказание. Второй бьет первого. Сталкеры зашевелились, переглядываясь. Что? Они не ослышались? Что за ерунда?

— Я знал, что вы не поймете с первого раза. — В сухом голосе генерала звучало презрение. — Падаль, мясо. Показываю. — Он шагнул к Кувалде.

Долговец стоял набычившись, мощные руки свисали по бокам. Лицо у него распухло, один глаз заплыл, брови сошлись у переносицы. Помятый громила хмуро следил за генералом. И все равно не успел. Коротко, без замаха, Протасов ударил Кувадду в живот. Долговец тихо охнул и согнулся, кренясь на правый бок.

— Вот так. — Генерал отступил. — Бей, падаль, — велел он Кувалде.

Долговец медленно распрямился. Кулаки его сжались, лицо разгладилось, взгляд еще видящего глаза остановился на генерале Протасове, который стоял перед ним, как тростина перед скалой. Цыган невольно поморщился. Этот глупец Кувалда всех погубит. Сейчас он стукнет генерала, и тот откинет коньки… Впрочем, это выход…

Кувалда неторопливо обернулся, посмотрел на стоявшего за ним маленького Грыжу, который задрожал и втянул голову в плечи, ожидая удара. Затем Кувалда разлепил запекшиеся губы и внятно произнес:

— Не буду.

Генерал кивнул сержанту с перебитым носом. Тот вскинул «скар» и выстрелил одиночным Кувалде между бровей. Плеснула кровь. Кувалда вздрогнул. Он был уже мертв, но его огромное тело не сразу отреагировало. Секунду он покачивался на месте — и рухнул под ноги генералу. Протасов брезгливо перешагнул через тело Кувалды.

— Тебя я сам накажу, — сказал он младшему лейтенанту Грыже, и тот затрясся. «Уж лучше бы Кувалда, он бы нестал со всей силы, пожалел бы офицера…» — пронеслась лихорадочная мысль в голове сталкера, и он закричал, когда кулак Протасова вонзился ему в печень.

Ботаник, дрожа всем телом, повернулся к Цыгану, лицо было белое, рот приоткрыт, в умных глазах ужас.

— Из-з-в-вини… — трясущимися губами пробормотал он.

— Давай, старик, — подбодрил его Рамир, машинально подставляя плечо.

Кара была короткая и ясная, как сам генерал Протасов. Один глаз плохо видел, ныла скула, побаливала спина, левая рука висела плетью: Рамир все время старался подставлять это плечо под удары, в надежде на меньший урон. Протасов подбадривал сталкеров пинками и короткими приказами, и постепенно они вошли в раж, били с ожесточением, вымещая на беспомощных соратниках страх перед генералом, ненависть к нему, били до изнеможения. Протасов не дал команды прекратить, ждал до последнего, когда бьющие сами попадали на землю без сил.

Кувалду унесли, сталкеров снова заперли. День был пасмурный, в избе сгустились сумерки, на стенах появился иней. В углу ругался себе под нос Курильщик. Мерзость кашлял и просил у кого-то прощения. Пленные сидели хмурые и молчаливые. Говорить было не о чем, все стало понятно: они материал для опытов. Каких? Зачем? Да какая разница! Они все приговорены к смерти. Грыжа забился за печь и плакал.

Цыган уложил Ботаника под стеной, подсунул ему под голову свою куртку. Лаборанта трясло, он не мог говорить, все хватал Рамира за руки, из глаз текли слезы.

— Все нормально, парень. — Цыган осторожно похлопал его здоровой рукой по плечу. — Ты поспи, а мне надо как следует подумать…

* * *

Настроение после изуверской экзекуции было ни к черту. Рамир выгреб из устья печки пару застарелых угольков и, опустившись на корточки, начал чертить на полу. Уголек неприятно поскрипывал по доскам.