Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова

– Я вот что подумал, из того, что нам сейчас известно, это как новый алгоритм для программы. – Артем Ладейников буквально всунул стакан с водой в руку Кате. – Получается, что эта Мимоза – Приходько невольно или вольно, но создала Павлу Мазурову железное алиби. Так ведь, Федор Матвеевич? Вы об этом ведь сейчас думаете, потому и Мазурова не хотите задерживать?

Гущин все молчал. Катя, давясь, глотала воду. Ее всю трясло. Она видела перед собой лицо Одинцовой – восковое от потери крови. Как санитары тащили ее из той подсобки… Как Виктория лежала на каталке, а она, Катя, сидела рядом. И ничего уже нельзя было сделать, ничем помочь.

– Если Павел Мазуров сегодня приходил в салон красоты в Москве, то он не мог находится в Рождественске в том кафе, – рассуждал Артем Ладейников дальше. – И если бы это говорил нам кто-то другой, другой свидетель, не Мимоза, мы могли бы поставить под сомнение его слова – мол, тут возможен сговор. Но Мимоза – Приходько сама жертва Павла Мазурова, она жертва изнасилования. По логике вещей мы должны ей верить, потому что у нее нет причин выгораживать Мазурова и создавать ему алиби. Ведь так?

Катя взглянула на Ладейникова.

– Но именно при таком вот непогрешимом с точки зрения логики раскладе возможен сбой в программе. – Ладейников прищурился. – Я так понял, что там, в салоне, Павла Мазурова узнала только одна Мимоза. Другие, кто в салоне в тот момент находился, Павла Мазурова никогда прежде не видели. Они знают, как и мы, что туда именно Мазуров приходил, только с ее слов. Так вот я подумал – некто зашел в салон под видом клиента. И Мимоза объявила его Мазуровым. А на самом деле тот был в Рождественске и…

– Ты, парень, рассуждаешь верно, но как робот. – Гущин вздохнул. – Артем, жизнь не всегда в твои компьютеры-ноутбуки укладывается, понимаешь? Жизнь – великая загадка и порой такие финты с нами выкидывает. Ни одна твоя компьютерная программа этого не просчитает. Не способны компьютеры на такое.

Катя зло глянула на Гущина – к чему ты это сейчас? Вот это лирическое отступление-нравоучение юному уму?

– Ни в доме Вавилова, ни в кафе отпечатков пальцев Павла Мазурова нет, – повторил Гущин. – А вот там, в салоне на Садовом – на столике возле зеркала, на спинке кресла, где он сидел, когда его мастер стриг, – есть, и свежие. Я сразу же отправил туда криминалиста, как только мне дежурный передал, что Одинцову убили. В салоне Мимозы действительно сегодня днем побывал именно Мазуров, а не кто-то другой под его маской. В этом-то все и дело.

В этом все дело… У него алиби. Что же скажет нам эксперт Сиваков?

Катя почувствовала, как мысли ее путаются.

– Что она тебе сказала перед смертью? – снова, в который уж раз спросил ее Гущин.

– Она бредила, Федор Матвеевич. Пыталась рассказать про оружие, чем ее ударили. «Из железа» – вот что она сказала: «Он из железа».

– У нее три ножевых ранения, – кивнул Гущин. – Теперь сосредоточься и подумай хорошенько. Я хочу знать – что тебя в прошлый раз так насторожило в показаниях Одинцовой? Давай – пункт за пунктом, почему ты решила, что это важно?

– Артем, у тебя в компьютере обработаны все протоколы допросов Мазурова, когда Вавилов его допрашивал? – спросила Катя.

Ладейников кивнул и нашел в компьютере нужный файл, открыл. Катя, в свою очередь, попросила первый том дела об изнасиловании с протоколом осмотра номера отеля.

– Что можешь сказать по этим протоколам допросов, Артем? Ты их все читал. Кстати, сколько раз Вавилов допрашивал Павла Мазурова?

– Шесть раз, – ответил Артем. – И везде, скажем так, Игорь Петрович оперативного успеха не добился. Павел Мазуров категорически отрицал свою вину в избиении, а тем более в изнасиловании.

– Что он говорит о том вечере?

– Везде и на суде тоже – одно: он не помнит или плохо помнит, что произошло.

– Так не помнит или плохо помнит? – уточнил Гущин.

– Вот смотрите. Вавилов ему: у вас в крови алкоголь и наркотики. А Мазуров: да, я был пьян, с наркотиками никогда всерьез дела не имел. А потом Мазуров просит: разберитесь, я прошу вас, разберитесь, поверьте мне – я не виновен. И опять… вот опять: я очень прошу вас, разберитесь, я ее не трогал – то есть потерпевшую. А вот тут… «Не кричите на меня!» Игорь Петрович наверняка голос на него повышал, может, требовал признаться.

Катя глянула на Гущина – лицо того непроницаемо. Может, не только голос повышал, но и руку подымал… Эта вечная тяга добиваться признания подозреваемого даже по очевидному делу при полном комплекте улик и свидетелей у оперов неистребима.

– А тот вечер как Мазуров описывает? – спросила Катя.

– Вот тут в допросе, – Артем нашел, – «Я много выпил в баре, мы с ней слегка повздорили, но я не придал этому значения. Потом я нашел ее на танцполе. Она меня поцеловала. И мы пошли к ней в номер. По дороге снова зяглянули в бар, который у бассейна. Мы там с ней выпили. И дальше я не помню. Помню, мы в номере на кровати. Потом боль, голова болит, сильно болит. Дальше – ничего».

– Дальше – тишина, – хмыкнул Гущин. – Только от ее криков весь отель на уши встал.

– А на улице крики Мимозы кто-нибудь слышал? – спросила Катя. – Есть свидетели, слышавшие крики с улицы?

– А все гуляли внутри. Это ноябрь, не май месяц. Все в тепле в аквапарке на нудистской вечеринке расслаблялись. – Гущин смотрел, как Артем листает файл.

– Вот именно – ноябрь, холодрыга, – кивнула Катя, – вот именно – в тепле, как вы говорите. Они все были полуголые, кто из бассейна возвращался, – в плавках, в купальниках или просто полотенцем обернуты. И на холод никто не жаловался. Значит, с отоплением в отеле все в тот вечер было нормально. А вот в номере Мимозы, когда туда вошла Одинцова, было холодно. Очень холодно – Виктория сказала «пар изо рта». Это значит – холод стоял в комнате не минуту, не две, а гораздо больше.

– Эта девушка, Мимоза, зовя на помощь, распахнула окно номера, – вставил Артем.

– Где, в каком протоколе она об этом говорит Вавилову?

– Нигде, я такого не нашел, просто предположил.

– И тут в протоколе осмотра – вот глядите, черным по белому: окно и балконная дверь на лоджию закрыты, и шторы в комнате задернуты, – прочла Катя – уже не наизусть цитировала, а читала, чтобы избежать любой неточности.

– И что? – спросил Гущин. – Что в этом такого, что ты отправилась все снова уточнять?

– Я не знаю, Федор Матвеевич. Я просто увидела тут какую-то дыру, – ответила Катя. – Холодно в номере так, что у людей пар изо рта вырывался, могло быть по единственной причине, если долгое время там было открыто окно или дверь на лоджию. Но все было закрыто на момент, когда туда вошли Одинцова, Аркадий Витошкин и охранники. Показания свидетельницы идут вразрез с протоколом осмотра места преступления. Это всегда требует прояснения.

– Согласен. Но вряд ли Викторию Одинцову убили из-за такого пустяка.