Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

разумнее было отказаться от нее, ибо ссора с молодым Солманским – не лучший способ наладить отношения с его сестрой. Подавив вздох, Морозини вернулся в свое одноместное купе, где в его отсутствие застелили постель. Узкое помещение с электрическим освещением, приглушенным матовыми стеклами, мягким ковром под ногами, инкрустированными столиками красного дерева, блестящей медной отделкой и шкафом-умывальником, где еще ощущался запах новизны, а хорошо отлаженное отопление поддерживало мягкое тепло, располагало к отдыху. Но не привыкшему ложиться так рано Морозини спать не хотелось. И он решил постоять немного в коридоре, выкурить одну-две сигареты.

Пейзаж за окном не вызывал у него интереса: уже наступила непроглядная тьма, и, помимо дождевых потоков, бьющих по окнам, не было видно почти ничего, кроме мелькающих временами ламп, световых сигналов или бледных огоньков, скорее всего мигающих в деревенских домах. Проводник, вышедший из какого-то купе, вежливо поздоровался с пассажиром и спросил, не желает ли тот чего-нибудь. Альдо хотел было спросить, где находится купе Солманских, но тут же подумал, что это ему ни к чему, и ответил отрицательно. Служащий в коричневой форме удалился, пожелав Морозини спокойной ночи, пошел к сиденью, предназначенному ему в конце вагона, и начал что-то писать в большой записной книжке. В этот момент несколько человек шумной толпой проследовали в вагон-ресторан, и один из них, толстый мужчина в клетчатом костюме, потеряв равновесие из-за качки вагона, наступил на ногу Морозини, с глупым смешком пробормотал извинение и пошел дальше. Раздосадованному Альдо не очень хотелось испытать то же самое при возвращении пассажиров, и он вошел в свое купе, закрыл дверь, запер ее на задвижку и стал раздеваться. Надел шелковую пижаму, тапочки, халат и открыл шкаф-умывальник, чтобы почистить зубы. После этого растянулся на полке и попытался прочесть купленную на вокзале немецкую газету, которая скоро наскучила ему, поскольку Морозини никак не мог сосредоточиться на драматическом свободном падении марки. Смотреть в текст постоянно мешал всплывающий перед глазами взгляд Анельки. Не почудился ли ему отчаянный призыв о помощи, который читался в нем?.. Но в таком случае что он мог сделать?

Размышляя об этом и не находя подходящего ответа, Морозини уже погружался в забытье, как вдруг легкий шум разбудил его. Он повернул голову к двери и увидел, что ручка поворачивается, останавливается, затем снова поворачивается, словно человек, стоящий снаружи, хочет, но не решается войти. Альдо показалось, что послышался слабый стон, что-то вроде сдерживаемого всхлипа...

Неслышно вскочив, он встал, отодвинул задвижку и открыл дверь, которая слегка щелкнула при этом: в проходе никого не было.

Он прошел вперед по коридору, где уже приглушили свет, никого не увидел на месте проводника – тот, видно, отлучился куда-то, – но в другом конце вагона заметил бегом удаляющуюся женщину в белом пеньюаре. Ее длинные белокурые волосы были распущены и почти доходили до талии. Морозини инстинктивно угадал: Анелька!

Сердце Альдо забилось, и он, охваченный безумной надеждой, бросился за ней: возможно ли, что Анелька пришла к нему, рискуя разгневать отца? Должно быть, она слишком несчастна, – даже в этот момент Морозини очень сомневался, что был ей хотя бы симпатичен...

Он настиг девушку в тот момент, когда она, сотрясаемая рыданиями, пыталась открыть дверцу с очевидным намерением броситься вниз.

– Опять? – закричал он. – Это же просто мания!

Завязалась борьба, недолгая, ибо неравная, Анелька, однако, дала Альдо достойный отпор, так что он в какую-то долю секунды готов был отправить ее в нокаут, если бы девушка не ослабла как раз вовремя, чтобы избежать синяка на подбородке.

– Оставьте меня, – бормотала она, – оставьте... Я хочу умереть.

– Об этом мы поговорим позже! Ну-ну, пойдемте ко мне, вы должны немного прийти в себя, а потом расскажете, что не так.

Морозини, слегка придерживая, повел ее по коридору. Увидев их, подбежал проводник:

– Что случилось? Мадемуазель больна?

– Нет, но у вас чуть не произошел несчастный случай! Принесите мне немного коньяку! Я отведу девушку в свое купе...

– Я предупрежу ее горничную. Она в соседнем вагоне...

– Нет... нет... ради Бога!.. – простонала девушка. – Я... я не хочу видеть ее!

Крайне осторожно, будто Анелька была из фарфора, Альдо усадил ее на кушетку и намочил салфетку, чтобы освежить ей лицо, затем заставил выпить немного душистого коньяку, который принес проводник с быстротой, заслуживающей похвалы. Девушка позволяла ухаживать за собой, как ребенок, долго бродивший в холодной тьме и вдруг обретший теплое и светлое убежище. Она выглядела необыкновенно трогательно и была не менее красива, чем обычно, ибо преимущество ранней молодости как раз и состоит в том, что слезы не портят плачущего лица. Наконец Анелька издала глубокий вздох.

– Вы, должно быть, принимаете меня за сумасшедшую? – произнесла она.

– Не совсем. Скорее за несчастную девушку... Вас по-прежнему терзает воспоминание о том юноше?

– Конечно... Если бы вы знали, что никогда больше не увидите ту, которую любите, разве не впали бы в отчаяние?

– Может быть, именно потому, что когда-то я пережил нечто подобное, могу сказать вам: от этого не умирают. Даже во время войны!

– Вы – мужчина, а я – женщина, это большая разница. Убеждена, что Ладислав не испытывает ни малейшего желания покончить с собой. У него есть «дело»...

– И что это за дело такое? Нигилизм, большевизм?..

– Нечто подобное. Я в этом не разбираюсь. Знаю только, что он презирает людей знатных или богатых и хочет равенства для всех...

– И его образ жизни вас не привлекал? Потому вы и отказались последовать за Ладиславом?..

Огромные золотистые глаза взглянули на Морозини с восхищением и опаской.

– Откуда вы это знаете? В Вилануве мы говорили по-польски...

– Разумеется, но пантомима была чрезвычайно выразительной, и я не могу вас осуждать: вы не созданы для жизни крота.

– Вы ничего в этом не понимаете! – воскликнула она с прежней агрессивностью. – Жизнь в бедности не пугала меня. Когда любишь, надо уметь быть счастливым и в мансарде. Я не согласилась последовать за ним только потому, что поняла: если уеду и буду жить с ним, то подвергну его опасности... Дайте мне еще немного коньяку, пожалуйста, я... я так замерзла!

Альдо тут же подал ей бокал, затем, сняв с вешалки свою шубу, набросил ее на плечи девушке.

– Так лучше? – спросил он.

Она поблагодарила его чуть дрожащей улыбкой, и Альдо окончательно растаял, настолько ее губки были свежи, нежны, застенчивы и прелестны...

– Намного лучше, спасибо. У вас определенно есть склонность вмешиваться в то, что вас не касается, но все