Ветер с востока - Александр Харников

Среди снарядов, засыпавших немецкие позиции, каждый третий был дымовым. Вскоре между Пушкиным и Красным Селом расплылось бесформенное серое облако, скрывающее все происходящее там от глаз немецких наблюдателей. Кроме того, фронт тут установился совсем недавно – всего два дня назад, – и немцы еще не успели привести инженерные заграждения к своим обычным стандартам. Тут не было ни сплошных минных полей, ни линий проволочных заграждений и прочих фортификационных изысков. Они успели лишь отрыть первую и вторую линию траншей и оборудовать пулеметные гнезда. А пулемет – это альфа и омега пехотной обороны. Именно пулеметчики наносят наступающим цепям самое большое опустошение, прижимая атакующих к земле и заставляя устилать каждый метр поля боя своими телами. Но если пулеметчик не видит ни цели, ни местности, ни даже линии горизонта, то его эффективность резко падает.

Когда советская артиллерия перенесла огонь вглубь немецкой обороны, то немецкие солдаты, занявшие свои места в окопах, до рези в глазах вглядывались в серое дымное облако. Видимость в десять– двадцать метров – слишком малая для пулемета. На такой дистанции уже эффективны ручные гранаты и пистолеты-пулеметы штурмовых групп.

Немцы не знали, что сразу же после того, как немецкие позиции затянуло дымом, советские части разом поднялись из окопов и быстрым размашистым шагом, молча, без криков «ура» пения гимнов или стрельбы двинулись в сторону немецких позиций. Впереди шли штурмовые группы, за ними следом остальная пехота, выставившая перед собой токаревские самозарядки с примкнутыми штыками.

Противники увидели друг друга одновременно с расстояния тех самых пятнадцати метров. В немецкие окопы и в пулеметные гнезда градом полетели тяжелые «феньки» А отдельные выстрелы немецких карабинов утонули в безумном реве, где слилось все: и «ура» и «полундра» и самый забористый русский мат. Сразу после взрыва гранат первую траншею затопила людская волна. Пленных не брали, и даже успевший поднять руки немецкий солдат тут же падал, прошитый очередью из ППШ, проколотый штыком или с головой, раскроенной саперной лопаткой.

Бой сразу же переместился во вторую траншею. Часть подкреплений немцы уже успели отправить под Гатчину, но больше половины солдат, предназначенных для формирования кампфгрупп, были еще на месте.

Через полчаса генералу Говорову доложили, что в результате ожесточенного боя атакующие советские войска понесли потери, но полностью прорвали фронт противника. Почти не встречая сопротивления, 157-я стрелковая дивизия форсированным маршем продвигается в направлении Гатчины, где ведут бой на уничтожение вражеского гарнизона механизированные батальоны бригады Бережного.

Танковый батальон той же бригады обошел Гатчину по объездной дороге и сейчас движется по Киевскому шоссе навстречу авангарду 157-й дивизии. Сражение было выиграно, командование противника явно потеряло управление войсками и не предпринимало каких-либо осмысленных действий. Восемнадцатая армия вермахта, утратив штаб и интендантскую службу, прекратила свое существование как боевая организованная единица, превратившись в десятки окруженных и изолированных друг от друга групп, капитуляция которых была лишь вопросом времени.

5 марта 1942 года, вечер. Восточная Пруссия. Объект «Вольфшанце» Ставка фюрера на Восточном фронте

Присутствуют: рейхсканцлер Адольф Гитлер, рейхсмаршал Герман Геринг, глава ОКБ генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, рейхсфюрер СС и командующий группой армий «Центр» Генрих Гиммлер, министр пропаганды Йозеф Геббельс

– Мой фюрер, – дрожащим от волнения голосом сказал Кейтель, – сегодня днем была окончательно потеряна связь с двадцать восьмым армейским корпусом. Последнее сообщение, полученное нами в час дня, гласило, что со стороны Гатчины к Ульяновке подходят русские тяжелые танки. Потом связь прервалась. Мы предполагаем, что генерал артиллерии Херберт Лох и его штаб геройски пали в бою за рейх. Никаких достоверных данных о том, что командование корпуса попало в плен, у нас нет.

– Кейтель, что это! Разгромлена еще одна моя армия, а вы говорите об этом так, будто потеряли на улице ваш кошелек, в котором пусто, как и в вашей голове! – Гитлер орал и брызгал слюной. – Как вы вообще могли пропустить очередное успешное наступление большевиков?! Как вообще такое могло случиться?! Еще три дня назад вы уверяли меня, что в недельный срок восстановите положение под Псковом. А теперь сообщаете, что большевики не только сняли осаду с Ленинграда, но и уничтожили две наших армии! Две армии ветеранов, прошедших Польшу, Францию, летне-осеннюю кампанию в России! Вы понимаете, чем нам грозят такие невосполнимые потери в солдатах и офицерах, уже имеющих боевой опыт? Молчите, Кейтель?! Вам нечего сказать! Сколько мы уже безвозвратно потеряли наших солдат с начала русской кампании?

– Примерно около миллиона солдат и офицеров, мой фюрер, – заметил Гиммлер, мрачно нахохлившийся за столом, словно сыч, – причем большая часть этих потерь пришлась на период с декабря прошлого года по настоящий момент.

Гитлер резко обернулся.

– Да, Генрих, ты прав, мы действительно понесли большие потери. Необъяснимо большие. Ты можешь что-либо еще сказать по этому вопросу? Ведь мы не просто терпим поражения – каждое наступление русских стоит нам одной, а то и двух армий!

Гиммлер, как талантливый актер, немного помолчал, подчеркивая драматизм ситуации.

– Мой фюрер, с контрнаступлением русских под Москвой мне уже все понятно. Там мы просто зарвались, как наши генералы, шагавшие победным маршем на Париж в ту войну. Как и французы в четырнадцатом, русские подтянули последние резервы и начали контрнаступление, отбросив наши войска примерно на столько же – на сто километров. Не нужно было тогда рваться к Москве из последних сил, и все было бы нормально.

Мы, немцы, всегда побеждали, опираясь на тщательную подготовку и точный расчет. Войска в обороне в землянках и блиндажах куда лучше переносят холод, чем те же солдаты, находящиеся в чистом поле. Лично побывав на Восточном фронте, я понял, что такое Россия и как жестока и беспощадна к нам, немцам, эта суровая холодная земля. Немецкие солдаты, сражающиеся там за будущее нашего рейха – настоящие герои.

– Продолжайте, Генрих, – кивнул Гитлер, – а вы, Йозеф, слушайте внимательно. Ведь именно вам придется объяснять германскому народу, как и почему так обгадились их генералы.

– Мой фюрер, – сказал Гиммлер, – я не армейский офицер и не имею опыта командования войсками. Поэтому как только я был назначен командующим группой армий «Центр» то сразу начал подбирать себе нужных специалистов. Разумеется, мой фюрер, все офицеры, привлеченные мною для сотрудничества, являются стопроцентными арийцами и преданными идее национал-социализма членами партии. При этом все они начали свою службу с нижних чинов и понимали то, что не всегда понимали титулованные ничтожества, кичащиеся своим происхождением. Сказать честно, мне не хотелось разделить судьбу Манштейна, Клейста или несчастного Гота.

– Почему вы называете его несчастным, Генрих? – заинтересованно спросил Гитлер.