Не вычеркивай меня из списка… - Дина Ильинична Рубина

В панике я возобновила поездки к геронтологам. Вот, посоветовали кого-то в Ашкелоне: творит чудеса. Побывали… «Пропишите мне низкокалорийную диету, доктор…» Нет, вы поезжайте к Ирине Ефимовне в Реховот – вот это потрясающе умный и тонкий врач.

Именно с Ириной Ефимовной, умным и тонким врачом, состоялся тот судьбоносный разговор, который сломил мою глухую оборону. Именно Ирину Ефимовну не смутили ни чёткая артикуляция, ни артистизм, ни хохма с «фигурой» через «фе».

– У вас, доктор, очень выразительное лицо, – игривым тоном сказала мать, присев к столу. – Мой муж – известный художник, он нарисует ваш портрет пастелью.

– Спасибо, это очень мило, – улыбнувшись маме, ответила та и обернулась ко мне, молча сидящей в углу кабинета: – Когда ваш отец умер?

– Два года назад…

– И чего вы ждёте? Какой-нибудь катастрофы?

Я торопливо объяснила, что мама живёт в хостеле, среди многолетних подруг, невозможно сорвать её с обжитого привычного места… И если бы не требование администрации… понимаете, мама очень активна… и по ночам тоже, несмотря на снотворное… Вот если бы вы могли прописать…

– Пропишите мне низкокалорийную диету, доктор, – вставила тут мама кокетливо. – А то скоро моя фигура писаться будет уже не через «фи», а через «фе».

Благосклонно улыбаясь маме, Ирина Ефимовна проговорила мне довольно холодно (интересно, как эффективно работало у неё сочетание приветливой мимики с властной жёсткостью в голосе):

– Кажется, в приёмной сидит ваш муж? Проводите к нему маму, а сами вернитесь, пожалуйста, ко мне.

И когда я села напротив неё, положив, как школьница, руки на колени, она проговорила:

– Вы что? Вы для чего приехали? Диагноз поставлен вашей маме давно, несколько лет назад. С чем вы сражаетесь?

И опять в тоске, в отчаянии я стала бормотать что-то о каком-нибудь хорошем препарате, который бы её хоть немного успокоил…

– Чтоб она спала круглые сутки и не морочила вам голову? Так не получится. Послушайте… – Ирина Ефимовна налегла грудью на стол и приблизила ко мне лицо: – Ваша мама уже лет пять как должна находиться в специальном заведении для больных Альцгеймером. Таких заведений много, там работают профессиональные люди, это не бином Ньютона. Переводить туда её надо немедленно, пока не случилось беды. Пока она не ушла из дому, не потерялась, не попала под трамвай… Это случается сплошь и рядом именно под присмотром «любящих родственников».

– Я… слежу за ней, – забормотала я виновато. – Стараюсь. И ещё у нас есть надёжная Таня, которая… Нет, маму? В богадельню?!

Она откинулась к спинке кресла и почти торжествующе воскликнула:

– Ага! Я всё ждала, когда прозвучит это родное-посконное, с просторов бывшей родины: «богадельня». Убогий приют для доживания, с разворованной едой, лекарствами, бельём, мылом, туалетной бумагой… и всем оставшимся. Вы когда-нибудь бывали в здешних пансионах для больных стариков? Нет? Я так и думала… Вот что, моя дорогая. Вы извините меня, я не в курсе ваших доходов. Возможно, вы – настолько обеспеченный человек, что в состоянии нанять для мамы персональных обученных сиделок на круглосуточные дежурства без выходных, плюс врача, плюс медсестёр для медобслуживания?

– Нет, дело не в том, я…

– …а это огромная работа, между прочим: ежедневные купания, переодевания, наблюдения за её естественными, извините, отправлениями, точный по времени приём лекарств. А позже, когда она совсем ослабеет, кормление с ложечки, смена подгузников… И всё это быстро, умело, не раздражаясь, принимая человека таким, каков он есть, ещё и заботясь, чтобы у неё было хорошее настроение, чтобы она улыбалась и чувствовала, что живёт… Всё это вы, конечно, в состоянии своей маме обеспечить?

– Погодите, я…

– Нет, это вы погодите, я не закончила перечислений того и тех, кого вам необходимо нанять при вашей брезгливости к «богадельням». Значит, всю перечисленную обслугу, плюс музыкантов для ежедневных концертов, плюс специалиста по трудотерапии с индивидуальным подходом, плюс физиотерапевта для лечебной физкультуры, плюс специально оборудовать помещение, так как больная может быть опасна для себя самой, плюс множество вещей, о которых понятия не имеете ни вы, ни те самые говёные моралисты, которые про «богадельню»… Подождите! – почти выкрикнула на мою попытку встрять. – Это ещё не всё! Надо обеспечить дежурство амбуланса поблизости, так как в любую минуту может всякое случиться со старым больным человеком. Не говоря уже о том, что ваша собственная жизнь, в сущности, закончится: ведь все эти спецы будут топтаться на площади вашей квартиры. Или я ошибаюсь и у вас вилла метров на восемьсот?

Я молчала, подавленная… удивлённая собственной беспомощностью и тем, как легко ей удалось положить меня на обе лопатки.

– Спину вы уже себе сорвали? – спросила она чуть мягче. Я кивнула.

– Когда я её купаю, понимаете, она не может сама подняться из ванны, и…

Потом мы сидели, смотрели друг на друга, я молча плакала, она молча принялась писать какое-то заключение. Из-за двери сюда доносился бодрый мамин голос:

– Если это овощной магазин, Боря, то где приличные помидоры?! Куда это годится?! На носу выпускной экзамен!

…и бормочущий голос моего мужа, который что-то на это отвечал.

* * *

…Ну а далее началась беготня по кабинетам и коридорам Министерства здравоохранения, справки такие, квоты сякие. И повторное заполнение бланков и форм.

Кто-то из знакомых посоветовал женщину-маклера от какой-то благотворительной организации, она добывала клиентов для всех этих заведений. Мира, невысокая, худенькая, с профессионально сострадательным выражением лица; на голове цветастый тюрбан из тех, что носят религиозные женщины. С неделю мы с ней разъезжали по адресам всех этих клиник, где очередная дама, замдиректора или соцработник, с гордостью демонстрировала нам зеркала и картины в фойе, удобные двухместные палаты с ортопедическими кроватями, отдельной ванной комнатой и прочим медоборудованием…

Всё это впечатляло.

Всё это вгоняло в тоску.

Помню роскошную клинику для больных Альцгеймером в Иерусалимских горах. Новое здание, модная дорогая керамика, сверкающая сантехника, псевдоитальянский фонтан в огромном холле, зеркальные лифты, пальмы на каждом этаже и стометровая деревянная дека на верхотуре, на последнем этаже, с которой открывался необозримый вид до самых небоскрёбов Тель-Авива на мерцающем дымкой морском горизонте.

– Совсем новый, я сама здесь впервые, – сказала Мира. – Похож на шикарный отель, правда?

По широким коридорам и палатам похаживали плечистые санитары, гортанно переговариваясь по-арабски.

– Правда, – пробормотала я смущённо. Отказываясь от этого полудворца-полубольницы, мне уже нечем было крыть, это уже была моя личная придурь. – А что там у нас с вами ещё в списке?

– Вам и здесь не понравилось? – почему-то сочувственно спросила Мира, хотя должна была плюнуть мне в физиономию за