Хороша была Катюша - Мария Федорова

— Есть, мой генерал! Буду по вашему приказу устраивать личную жизнь.

— То-то же. А то — Софи Лорен, итальянский кинематограф… Вспомни великий фильм времен нашей юности: «Самая обаятельная и привлекательная»! Так что «даю установку на добро»…

— Чумак ты мой с Кашпировским… Смотри, а то у меня еще до Нового года что-нибудь не то рассосется, а что-нибудь неожиданно зарядится… Смешно будет.

— Вот и посмеемся.

Весело, весело встретим Новый год…

Даже самой себе Светлана боялась признаться, как сильно она волнуется. Казалось бы — с чего? «Ну повеселишься в незнакомой компании. Не понравится — развернешься и уйдешь пораньше, и все забудешь, и будешь жить дальше. А понравится?.. Тоже ничего страшного. Получится — будет продолжение, не получится — и так хорошо. Тоже будешь жить дальше…»

Взрослая женщина, а разволновалась, как гимназистка перед первым свиданием. Вот что значит совсем лишиться светской жизни. Просидела дома столько лет, совсем одичала. То Аркадий с пьянством и хамством, то Сергей какой-то странный, теперь совсем никого.

А жаль, что Сергей не звонит… Глупо все вышло. Просто по-дурацки.

А может быть, позвонить ему самой? С наступающим праздником поздравить? Поговорить… Он такой был… Понимающий, настоящий какой-то. А она — истеричка. Убежала, дверью хлопнула… Не позвонить просто невежливо. Он пытался ей помочь, на работу устраивал, в цирк приглашал. А она распсиховалась из-за ерунды. Точно, надо позвонить.

* * *

Запой оказался долгим и утомительным. Неделю после встречи с Катериной Сергей не ходил на работу — только до магазина. Жизнь остановилась, все обязательства оказались пустым звуком. Выяснилось, что нет ничего проще, чем наплевать на все — работу, знакомых, родителей. Стоит только выключить телефоны…

Потом заболело сердце. Это было совершенно новое ощущение. Однажды Сергей проснулся среди ночи и почувствовал, что его сердце вот-вот остановится. Удар, еще удар… Будет ли следующий? Холодный липкий пот и животный страх.

Выйдя из своего первого в жизни запоя, Сергей обнаружил себя другим человеком, новый опыт дал возможность проще смотреть на все происходящее. Он выпадал из действительности на неделю — и что? А ничего. Без последствий. Обнаружилось, что запой, как ничто другое до сих пор, всеми считается абсолютно извинительной причиной для снятия с себя всех обязательств. Если бы он заболел по-настоящему, лег в больницу, партнеры начали бы смотреть на него косо — иметь дело с больным человеком рискованно… А с пьющим, выходит, — нормально… Для дисциплинированного юридического сознания Сергея этот казус был неразрешим.

«С сестрами покончено!»

В последнее время Сергей все чаще повторял себе эту фразу. Сначала ему нравилось, как она звучит, была в ней ясность и настоящая мужская категоричность. Но чем дальше, тем меньше утешения находил он в этой мысли. Все-таки мало было что-то отрицать, хотелось и что-то утверждать. Да вот что? К своему глубочайшему сожалению, Сергей вынужден был признать, что все окружающие его юные девы и зрелые дамы не выдерживают сравнения с «сестрами». Не было в них ни Катиного темперамента, ни Светланиной глубины и обаяния. Да, собственно, на его взгляд, в них вовсе ничего не было… Так, видимость одна.

— Сергей, здравствуй. Это я, Светлана… — Света сама не заметила, что впервые обратилась к нему на ты.

В ее голосе звучала нерешительность. Сергею показалось, что Света знает о том, что «с сестрами покончено», и готова к тому, что он не захочет с ней разговаривать. Он испугался — разговаривать с ней ему на самом деле очень даже хотелось.

Светлана звонила из учительской — в библиотеке не было телефона, а дома, в окружении мамы и Пашки, она не смогла бы говорить естественно. Шел урок, в учительской никого не было, и Света решила, что если она сейчас не наберет нужный номер, то вот-вот ее решимость растает как дым.

Света могла бы поклясться, что сначала за ее спиной раздалось змеиное шипение. И тут же она услышала:

— В рабочее время? Беседуете? Видимо, у вас нет никакой работы?

Надежда Александровна стояла в дверях с видом триумфатора — гордая осанка, горящий взгляд, в голосе уверенность и сила. В последнее время ей было не до коллектива — в школу приходили проверка за проверкой, со всеми приходилось договариваться, всем угождать, и на подчиненных катастрофически не хватало времени. Вот они и распустились. Мерзавка библиотекарша, которая и так уже несколько раз попадалась на том, что опаздывала на работу и норовила уйти пораньше, явилась в рабочее время трепаться из учительской по телефону! Надо проучить…

В груди Надежды Александровны разливалось приятное тепло — слишком долго школа жила спокойно и размеренно, будто ее здесь нет.

— Зайдите в мой кабинет, — развернулась и вышла, но осталась стоять под дверью. Хотелось услышать, чем закончится разговор.

— Сереж, я сейчас не могу говорить. Позвоню попозже, извини…

— Что-то случилось? Ты с работы? Опять дура начальница? Да плюнь ты на нее, наконец. Увольняйся сегодня же и приходи ко мне работать, а?.. — Сергей не ожидал от себя такой реакции, но по голосу Светланы он догадался, что она попала в очередной переплет, и ему стало ее так жалко, что он совсем забыл про то, что «с сестрами покончено»…

— Проходите. Можете сесть.

— Спасибо.

— Светлана Николаевна, мне кажется, что вам не очень нравится ваша работа. Зачем же заниматься нелюбимым делом? — Надежда Александровна торжествовала. Это был ее любимый ход. Змеиные интонации и надменный взгляд вкупе с предположением, что человек сам не хочет работать на своем месте, делали чудеса. Самые строптивые львы превращались в трясущихся зайцев, начинали лебезить, уверять, что они не виноваты, больше так не будут, обязательно исправятся… Это был кайф! Каждый раз после такой разборки с унижением собеседника Надежда Александровна летала как на крыльях, у нее все получалось, сбывались самые смелые мечты. Например, ей домой могла позвонить бывшая сокурсница, а ныне заместитель мэра по социальным вопросам сучка Алка и пообещать взять на работу в администрацию.

Надежда Александрова своей «заклятой подруге» смертельно завидовала, люто ее ненавидела и мечтала когда-нибудь занять Алкино место. Еще бы — крашенная перекисью и завитая как баран дура начинала когда-то с должности пионервожатой и навсегда сохранила те замашки. Но пионервожатая была с изюминкой, во всяком случае, когда очередной начальник брал ее с собой на какой-нибудь загородный семинар, дело всегда кончалось повышением. Ума в ней не было ни на грамм, зато блядовитость сочилась из каждой поры, и вот новый мэр, бывший директор завода пенсионного возраста, наконец сделал ее своей заместительницей. Сделал бы и женой, но боялся, что громкий развод помешает его карьере. Но и без официального статуса бывшая пионервожатая не могла жаловаться на судьбу.

А особую радость ей доставляла зависть подруг и знакомых, особенно Надежды Александровны. Она держала эту директрису школы с замашками начальника департамента на коротком поводке — позвонить раз в полгода, спросить, как дела, посочувствовать, что-то туманно пообещать… И потом веселиться, глядя, как скачет перед ней гордая Надька, которая в институте смеялась ей в лицо и старалась унизить при всей группе, особенно при парнях. Еще бы — сама Надька и в юности была похожа на помесь красного комдива с борзой собакой…