Дважды не присягают - Максим Михайлов

— Вот и я так думаю! — с горячностью подхватил Вовка. — Надо как-то положить этому конец! Надо собрать митинг, раскрыть людям глаза! Надо написать открытое письмо правительству! Донести до него народную волю!

— Ага, — презрительно скривился Кастет. — А еще обратиться в ООН, позвонить президенту Соединенных Штатов и в Лигу сексуальных реформ, им тоже интересно узнать будет. Не мели ерунды, молодой!

— Почему ерунды? — обескуражено развел руками Вовка, беспомощно глянув на заострившиеся вдруг жесткие черты лица сидящего напротив скина.

— Потому, — отрезал тот. — Ты что думаешь, правительству это все неизвестно? Думаешь, они там не в курсе про растущее влияние землячеств, про этническую преступность, про то, что в автономиях потихоньку разворачивается травля русского населения? Да они больше нас с тобой знают и все прекрасно понимают, вот только делать ничего не будут.

— Но почему? Они же тоже живут в этой стране, их дети ходят по тем же улицам, где устраивают беспредел кавказцы! Почему они ничего не будут предпринимать?

— Потому! Потому что этот процесс приносит им деньги! Потому что эти мутанты полностью уже переродились и мыслят другими категориями. Если кто из них и был русским по рождению, то давно уже позабыл об этом и спокойно продает своих соотечественников направо и налево. Дети? Да не смеши! Их дети разъезжают на престижных иномарках под охраной здоровенных мордоворотов. А когда здесь по-настоящему станет жарко и все эти Ахмеды и Мамеды заявят о своих правах на наши земли, вся эта продажная свора просто снимется отсюда и осядет где-нибудь в Монте-Карло. А мы, простые русские люди, захлебываясь в крови, будем разгребать последствия их толерантной национальной политики. Так уже было в Чечне! Там треть населения было русских, и что? Где они сейчас? Преданы собственным правительством, ограблены, убиты и изнасилованы. А этим пидорам все мало! Они тоже самое готовят для всей России. И так и будет, если не встать у них на пути!

— Так что же делать? — дрогнувшим голосом спросил Вовка. — Должен же быть какой-нибудь выход?

— Выход? — горько улыбнулся Кастет. — Выход один. Каждый должен съесть свой собственный кусок дерьма. Каждый должен чем-то пожертвовать в борьбе за свободу и независимость России. Маленький человек должен принести маленькую жертву, большой — большую. Но каждый, понимаешь, каждый должен хоть что-то сделать, а не сидеть сложа руки, ожидая чудесного спасения. Никто не даст нам избавления, не Бог, не царь и не герой, слыхал такое?

— Добьемся мы освобождения своею собственной рукой, — как завороженный продолжил Вовка.

— Вот-вот, — прервал его Кастет. — Потому мы и стараемся делать то, что можем. Бьемся с чертями, чтобы у них наша земля горела под ногами, чтобы не чувствовали они себя здесь хозяевами, понимаешь?

— Как бьемся? — неуверенно переспросил Вовка.

— Насмерть, — зло ощерился скин. — Насмерть бьемся. Это настоящая война, парень, с убитыми и ранеными. Вот только пленных здесь не берут, не принято. Такие вот дела.

Вовка заметил, как Кастет при последних словах невольно покосился в сторону висящих на гвоздиках шнурков и тоже перевел на них взгляд. Снежная белизна резко контрастировала с темно-серыми обоями.

— Вот, — тяжело выдавил скин. — За каждого наглушняк забитого черного скин покупает себе белые шнурки.

— За каждого? — Вовку передернуло, противно заныло в низу живота, показалось вдруг, что стоит он у обрыва в мрачную сырую яму, перегнувшись через край, заглядывает в ее бездонную черноту. — Так это…

— Да, — кивнул головой Кастет. — Трое на личном счету…

Сейчас, в грязном заплеванном тамбуре пригородной электрички, Вовка, глядя на спокойное и безмятежное, даже какое-то отрешенное лицо Кастета живо вспомнил тот разговор и мысленно позавидовал вожаку. Конечно, имея такое за плечами, предстоящая акция, должно быть, кажется не более чем развлекательной прогулкой, выездом на пикник. А вот у него, Вовки всерьез дергаются, пульсируя противной мелкой дрожью колени, и все мышцы будто ватные, словно он вдруг превратился в мягкую тряпичную куклу, безвольную и безобидную. Вагон мотылялся на рельсах, поезд все набирал и набирал ход, уносился вдаль бетон станционного перрона.

— Ну что, камрады, все помнят как действовать?

Кастет, хищно прищурившись, оббежал соратников внимательным взглядом.

— Д-да…, - злясь на себя за это неуместное заикание, еле выдавил Вовка.

Остальные солидно кивали, Меченый с видом оскорбленного достоинства, молча пожал плечами, стоило мол, спрашивать о такой ерунде, само собой всем все понятно.

— Хорошо. Тогда двинулись помаленьку, славяне. Перун с нами!

Упоминание древнего языческого бога-громовержца было отнюдь не случайным. Как выяснил недавно Вовка в команде большая часть бойцов совершенно серьезно придерживалась язычества, исповедуя вместо привычного на Руси православия культ покровителя воинов Перуна. Конечно, никто из них толком не знал, какие при этом должны производиться обряды и в чем собственно суть служения столь одиозному божеству, но недостаток энциклопедических знаний древних верований с лихвой возмещался горячим энтузиазмом новоявленных идолопоклонников и богатой фантазией. Как вскоре понял Вовка, культ Перуна был хорош лишь тем, что в понимании скинов как бы противопоставлял их традиционной религии, выделял из лавинообразно возросшей за последние годы в стране массы верующих, еще вчера числившихся записными атеистами. Так что показное язычество скинов в данном случае было просто своеобразной формой протеста против ханжеского использования православия лицемерными толпами «внезапно прозревших» сограждан. Однако вдаваться в тонкости древнего славянского культа, читать специальную литературу, разбираться в хитросплетениях огромного пантеона забытых ныне богов никому всерьез не хотелось, так что даже самые ярые язычники чаще всего ограничивались ношением на шее стилизованного знака «солнцеворот», да употреблением к месту и не к месту ритуальных фраз с упоминанием бога-громовержца. Вот и сейчас Кастет почти автоматически призвал на помощь древнеславянского покровителя воинов, а руки нескольких бойцов привычно нырнули за пазухи, чтобы коснуться нательных «солнцеворотов» подпитываясь от них энергией необходимой в предстоящей схватке.

В вагон заходили аккуратно, стараясь заранее не всполошить будущую жертву. Худощавый жилистый Арий неспешным прогулочным шагом направился к стоп-крану и вроде бы случайно плюхнулся на свободную лавку рядом с ним. Все теперь можно быть уверенным, что любой активист «общества защиты черномазых» сможет добраться до выкрашенной в красный цвет рукояти только через его труп. Кто-кто, а уж Арий-то парень надежный, не раз проверенный делом. Пухлощекий, с виду абсолютно безобидный увалень Клепа смешно переваливаясь с ноги на ногу, подплыл к кнопке вызова милиции и расслабленно потянувшись, облокотился рядом с ней на стену вагона. Все. Блокировка проведена чисто.

Негр вовсю идущих вокруг него приготовлений не заметил, насосавшись баночного пива, он мирно дремал на своей лавке, не обращая никакого внимания на происходящее. Пользуясь этим скины расселись вокруг него и на соседних лавках, вздрагивающий от страха и нетерпения Вовка занял позицию сзади, прямо напротив покрытого жесткими кучеряшками затылка черного. Тем не менее их маневры не остались незамеченными пассажирами вагона, бабульки-дачницы разом прекратили свои пересуды недоверчиво следя быстрыми горящими неподдельным интересом глазенками за бритыми наголо парнями, методично окружающими спящего негра. Один из потертых мужиков, долго решался, Вовка как в раскрытой книге читал по его лицу боровшиеся внутри чувства, потом все-таки встал изо всех сил стараясь казаться абсолютно равнодушным, и направился к выходу из вагона. Решил сбежать от греха подальше. Может быть, его бы и отпустили с миром, если бы не шарнирная деревянность якобы непринужденной походки, не сквозивший в каждом движении животный ужас. Обостренное чутье охотников в такие моменты улавливает чужой страх на уровне инстинктов. А перепуганный пассажир в планы Кастета никак не входил, мало ли что он может натворить с испугу, оставшись без контроля. Вдруг еще ментов надумает вызвать, расхлебывай потом. Коротким жестом вожак указал на бредущего к выходу мужика Пеплу, тот понятливо кивнул и двинулся на перехват.