Порядки помощи - Берт Хеллингер
Шрифт:
Интервал:
Мальчик: Гм, гм.
Хеллингер: И ты говоришь им: «Я живу. Посмотрите на меня приветливо».
Мальчик: Посмотрите на меня приветливо.
Хеллингер: «Хотя вы и умерли, я живу».
Мальчик: Хотя вы и умерли, я живу.
Хеллингер: «И я бы очень хотел жить долго».
Мальчик (громко): И я бы очень хотел жить долго.
Хеллингер: Да. И: «Я бы желал многим другим тоже жить долго».
Мальчик: Я бы желал многим другим тоже жить долго.
Хеллингер: Хорошо. Потом мы идем от могилы к могиле, мы с тобой вдвоем, да? Идем по кладбищу. Потом мы уходим с кладбища. Мы выходим из ворот и попадаем на прекрасный луг. Там красивые цветы, и мы их собираем, да?
Мальчик кивает.
Хеллингер: Мы собрали очень красивый букет.
Мальчик: Очень красивый букет.
Хеллингер: Потом мы снова идем на кладбище и кладем его на могилу.
Мальчик: Да.
Хеллингер: Тогда умершие радуются, что кто-то помнит о них.
Мальчик: Да.
Хеллингер: Всего тебе хорошего.
Завершенность счастья
Хеллингер (на следующий день): Вообще-то я философ. А терапией я занимаюсь так, между делом. В принципе терапия — это прикладная философия. Так что, с этой точки зрения, я не терапевт в общепринятом смысле. Я размышляю о жизни. Вот в этом ключе я и хочу работать дальше. Во имя жизни, такой, как есть, и без желания ее изменить. Нет ничего лучшего, чем то, что есть. Нет лучших родителей, чем те, которые у нас есть. Нет лучшего будущего, чем то, которое нам предстоит. То, что есть, и есть самое великое. И счастье — это принятие в сердце счастья таким, какое оно есть, и радость этого принятия. Это завершенность счастья, когда радуешься действительности такой, как есть; своим родителям — таким, как есть; своему прошлому — такому, каким оно было; своему партнеру — такому, как есть; своим детям — таким, как есть — именно таким, как есть. И это самое прекрасное. Радость — это завершенность счастья.
Помощь помимо помощника
Существует такая разновидность психотерапии и такая же разновидность семейной расстановки, которые в своем подходе используют следующий принцип: в чем проблема? Тогда мы ищем решение. А когда находим его, то терапия окончена. Это действенный подход. Во многих случаях он работает. Вдруг видишь решение. Находишь разрешающую фразу, которая приводит нечто в движение в душе, и участники могут по окончании сказать: «Это было хорошо». И терапевт может думать: «Я хорошо поработал». И он, как правило, действительно хорошо поработал.
Это одна сторона. Такой подход работает, когда проблема в основном на поверхности.
Но там, где речь идет о больших движениях, очень больших движениях, о жизни и смерти, там речь идет о других движениях, которые оставляют далеко позади все, что мы видим в качестве решения, в действие вступают силы судьбы. Мы видим это, но никто не вправе вмешиваться, например искать хорошее решение. Велико движение само по себе. Увидеть это движение, влиться в него и дать ему подействовать, вот где великое. Потому что все происходит помимо помощника. Нам только позволено наблюдать за чем-то великим, прикоснуться к нему. Вот и все.
Хеллингер (обращаясь к участнику): Что произошло?
Участник: Мой дед (отец моей матери), будучи молодым парнем, по ничтожному поводу убил русского солдата.
Хеллингер (обращаясь к группе): Это действует на семью на протяжении поколений. Что тут можно сделать?
Обращаясь к участнику: Как ты думаешь? Что было бы здесь уместным?
Участник: Мы должны работать с солдатом и моим дедом.
Хеллингер: Совершенно верно. Именно это и нужно сделать.
Хеллингер выбирает заместителей для русского солдата и деда и ставит их друг напротив друга.
Через некоторое время Хеллингер выбирает заместительницу для матери русского солдата и ставит ее за его спиной. Мать очень беспокойна. Она трясется и сжимает губы. Она вытягивает руки вперед, ее пальцы растопырены. Она тяжело дышит и начинает бушевать от ярости. Затем она сжимает кулаки и громко кричит, топает ногами, высоко поднимает сжатые кулаки и начинает рыдать. Она крепко держит своего сына сзади и кладет голову на его затылок. Потом она спокойно стоит за спиной сына и смотрит на деда.
Сначала дед сжимает кулаки. Потом он их разжимает.
В это время Хеллингер поставил самого участника (внука) в расстановку. Тот поворачивается к русскому солдату и его матери.
Мать солдата отходит немного в сторону, но тяжело дышит. Дед идет к русскому солдату. Оба долго смотрят друг на друга.
Хеллингер (обращаясь к деду): Поклонись ему.
Дед глубоко склоняется, затем опускается на колени, склоняется до пола и вытягивает руки вперед в сторону русского солдата.
Хеллингер (через некоторое время, обращаясь к деду): Теперь ляг перед ним на живот.
Дед ложится на живот и протягивает руки русскому солдату. Потом он как умерший поворачивается на бок. Через некоторое время солдат ложится рядом с ним.
Мать склоняется к своему умершему сыну, гладит его по щекам и, всхлипывая, ложится рядом с ним. В это время Хеллингер отворачивает участника в другую сторону.
Хеллингер: Так все кончается. Так все это может пройти.
Обращаясь к участнику: Как ты теперь себя чувствуешь?
Участник: Я смог вздохнуть полной грудью.
Хеллингер: Еще раз посмотри назад. Посмотри, что все это в прошлом.
Обращаясь к заместителям: Хорошо. Спасибо вам всем.
Обращаясь к группе: Теперь на повестке дня снова философия. Мы смотрим на жизнь как целое и ждем, пока покажется нечто. Потом мы с этим согласимся. В последней расстановке мы, например, видели: смерть была хороша для всех. Мой любимый друг Рильке в своей первой Дуинской элегии описывает, что происходит, когда мы скорбим о рано ушедших:
Что им нужно? Последний проблеск сомненья
Погасить я готов, которым порою
В чистом движенье своем хоть немного скованы души[9].
И в этом нет никакой несправедливости. Они ничего не упустили в жизни.
Рильке описывает и включение в движение ухода. Например, как человек расстается с собственным именем: «Бросить имя свое, даже имя свое, Как бросают игрушку разбитую дети»[10]. Все уходит, все уходит. Куда? Этого мы не знаем.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!