Повелитель бурь - Андрей Воронин

Дождь радостно забарабанил по коротко стриженной макушке Удодыча и холодными струйками пополз за воротник. От соприкосновения с разгоряченной кожей струйки приобретали температуру тела и ощущались уже не как затекшая за воротник вода, а как некие мелкие живые существа — например, насекомые, — неторопливо и нахально ползавшие по спине и вызывавшие острое желание почесаться.

По дороге Удодыч немного подвигал лицом, выбирая наиболее приличествующее случаю выражение — подозрительность, хмурая деловитость, официальная строгость, кретиническая приветливость типа «здорово, братан!», — но так и не смог остановиться на чем-то конкретном. Он не знал, кем был человек, с остервенением ковырявший ломом сооруженный им завал, и как с ним разговаривать. В конце концов, Удодыч пришел к единственно правильному, наиболее приемлемому в сложившейся ситуации решению: не вступать в разговоры вообще. Поблизости на многие километры не было ни одного зрителя, ради которого стоило бы разыгрывать спектакль, так что стараться, разводя никому не нужную дипломатию, пожалуй, и впрямь не было смысла. Поэтому бывший прапорщик ФСБ перестал насиловать лицевую мускулатуру, вынул из кобуры пистолет, передернул затвор и спрятал руку с пистолетом в сырой карман штормовки.

Конечно, будь у него винтовка, сейчас ему не пришлось бы мокнуть под дождем и козлом прыгать по скользким камням. Да что винтовка! Даже имея при себе какой-нибудь пожилой «вальтер», Удодыч попытался бы покончить с делом, не выходя из укрытия. Но он имел то, что имел: около пятидесяти метров расстояния, табельный ПМ, из которого было сложно попасть в сарай уже с двадцати пяти метров, и незнакомого кавказца, который изо всех сил старался свести на нет плоды его усилий.

Потом ему пришло в голову, что кавказец мог прийти сюда не один. Возможно, где-то поблизости околачивались его приятели, и тогда то, что намеревался сделать Удодыч, могло выйти ему боком. Бывший прапорщик закусил губу и мысленно проклял все на свете, В последнее время ему хронически не везло: сначала не в меру бдительный лесник, теперь этот тип с ломом… Судьба словно нарочно воздвигала на пути Удодыча все новые препятствия, постоянно заставляя его ходить по краю пропасти: один неверный шаг, и все пропало. Спускаясь по скользким камням к запруде, Удодыч подумал, что удивляться тут нечему: в последнее время его шеф совершенно махнул рукой на осторожность — видно, окончательно уверовал в собственную безнаказанность. Становому всегда удавалось вывернуться из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Высокий авторитет МЧС, созданный прессой и телевидением буквально из ничего, немало тому способствовал: даже в случаях, когда все выглядело очевидным, никому даже в голову не приходило заподозрить славных парней из спасательной службы. Да их, по большому счету, и не в чем было подозревать: они действительно честно выполняли свою нелегкую работу, рискуя при этом собственными жизнями и творя чудеса. Они всегда оказывались рядом, когда в них возникала нужда — шли в огонь, прыгали в ледяную воду, лезли в горы, разбирали завалы, на руках выносили потерпевших.

Да, они всегда оказывались поблизости, готовые прийти на помощь, и в этом была немалая заслуга Максима Юрьевича Станового. Он обладал настолько незаурядными способностями, что этого не могли не заметить даже засевшие в министерских кабинетах чинуши. Молодая, быстро растущая структура МЧС остро нуждалась в решительных, инициативных, талантливых людях, как Становой, и Максим Юрьевич очень быстро добился своего — стал командиром отдельного мобильного отряда, укомплектованного отборными специалистами и любой необходимой техникой — от кислородных масок до вертолетов. Подразделение Станового было универсальным; это была группа быстрого развертывания, готовая в любой момент вылететь на место происшествия и сразу же приступить к работе, не дожидаясь прибытия подкреплений. На счету этого подразделения было множество спасательных операций, о которых потом долго трубили газетчики. О Становом и его отряде ходили легенды, и существовало немало мест, где имя Максима Юрьевича чтили едва ли не наравне с именем господа бога. Перелистав подшивки множества региональных газетенок, можно было найти в них десятки фотографий Станового: Максим Юрьевич с извлеченной из-под обломков рухнувшего дома девочкой на руках, Максим Юрьевич, помогающий какой-то измученной женщине с забинтованной головой забраться в машину «скорой помощи», Максим Юрьевич, руководящий раздачей теплых вещей жертвам наводнения, Максим Юрьевич на носу спасательного катера, Максим Юрьевич на подножке полевой кухни, в дверях вертолета, за рулем забрызганного грязью белого «лендровера»… Максим Юрьевич мало-помалу становился лицом спасательной службы, и его личный водитель по прозвищу Удодыч не видел в этом ничего предосудительного: у Станового было открытое, мужественное, в меру красивое лицо, в самый раз для телеэкрана.

Он действительно спасал людей и ничего не требовал для себя лично. Но зато требовать для своего отряда, для своих людей Максим Юрьевич не стеснялся, и в его подразделении давно забыли, что это такое — недостаток финансирования. В министерстве его считали уникальным работником. Он вкалывал, как проклятый и не стремился осесть в собственном просторном кабинете. Последнее обстоятельство было особенно ценным в глазах начальства. Удодычу было доподлинно известно, что в течение последних полутора лет его шеф отклонил не менее десятка крайне заманчивых предложений, связанных с кабинетной работой в министерстве. Он оставался верен отряду, который создал собственными руками, и Удодыч, пожалуй, догадывался о причинах такой верности. Максим Юрьевич не торопился сделаться мелкой министерской сошкой, он ждал настоящего предложения, которое одним махом забросило бы его на самый верх служебной лестницы, где он мог бы по-настоящему развернуться. И дело, судя по всему, к тому и шло; Удодыч смекал, что при первой же крупной рокировке в министерстве его шеф взлетит на небывалую высоту.

Честно говоря, даже Удодычу с его стальными нервами и предельно гибкими принципами страшно было подумать, что может натворить Максим Юрьевич, вскарабкавшись на самый верх. Уж если отсюда, снизу, он ухитряется управлять горными обвалами и разливами рек, то из министерского кресла этот тип, чего доброго, растопит антарктические льды или сдернет с неба Луну, чтобы потом с мужественной улыбкой спасти всех, кого она не раздавила при падении.

При всем при том сумасшедшим Максим Юрьевич не был и наверняка получал от своей бурной деятельности не только моральное, но и материальное удовлетворение. Гонорары, которые перепадали Удодычу после каждой удачно проведенной акции, были очень даже приличными, и накладные расходы Становой оплачивал так, что Удодычу во время его частых командировок не приходилось стесняться в средствах. Из этого можно было заключить, что Максим Юрьевич научился не только организовывать стихийные бедствия, но и получать от них определенный доход. В самых общих чертах Удодыч представлял себе, как должна выглядеть принципиальная схема этого сложного процесса, и догадывался, что у Максима Юрьевича есть помощник в министерстве, засевший где-то рядом с окошечком для выдачи денег. Этот человек был чем-то вроде отводного краника, врезанного в магистральную трубу, по которой бюджетные деньги текли на счета МЧС, а Становой, в свою очередь, поддерживал в трубе постоянное давление, раз за разом ненавязчиво ставя правительство перед необходимостью финансировать широкомасштабные спасательные и восстановительные работы. По воображаемой трубе с приятным шорохом текли миллиарды, и Удодычу оставалось только гадать, какая часть этих денег уходила через отводной краник, который смастерил хитрый на выдумку Максим Юрьевич.