Рысюхин, что ты пил?! - Попов

для проигрывания на обычной бытовой аппаратуре. Правда, имелись ограничения, помимо стоимости таких записывающих приборов. В частности, мягкая пластинка долго не жила, ресурс был ограниченный. Да и качество звука ценители поругивали. Но лучше уж так, чем никак.

— Вот, Юра, держите! Это, понятное дело, ещё сырой материал, но недели через две уже будет готова для концерта. Сольный концерт я не потяну, но пару номеров отыграю, в том числе и обе наши новинки. Контрамарку пришлю, даже не сомневайтесь, на двоих, сможете с дамой прийти.

— Осталось ещё эту самую даму найти.

— Неужели в хозяйственной академии нет девушек⁈

— Есть, хоть и не так много. Но там та же беда, что и в гимназии: или очень хотят замуж, а мне туда пока не интересно, или же им ищут кого-то поинтереснее: познатнее, побогаче, посильнее. Я для них добыча далеко не первого сорта: без титула, слабосилок, по меркам академии — еле-еле отбор прошёл, без состояния.

— Ладно, сейчас на второй репетиции увидите наших девушек, из МХАТа. Они, наш ансамбль, ваших «Кошек» репетируют, в рамках курсового проекта. Сделали уже три варианта, но самим явно только один нравится, его в основном и гоняют, хотят на новогоднем концерте исполнить, при разрешении автора, разумеется.

— Да они там как минимум соавторы уже, получается.

— Не-не-не, это учебный процесс, это другое. Хотя порой из учебных заданий и получаются проекты, что выходят на сцену, но это редкость, и делаются они иначе.

Студенческая репетиция понравилась больше, чем консерваторская. Она была более шумная, более безалаберная, но и более понятная, что ли. Здесь профессор был уже не одним из артистов, а руководителем, причём тоже действовал живее, чем его коллега. А может, всё дело в двух участницах ансамбля? Одна из них в узком длинном платье и с саксофоном явно была в образе кошки, и ей в нём нравилось. Вторая, не «пышка», но крепко сбитая, играла на аккордеоне, причём делала это самозабвенно, с переливами и импровизациями. Из-за последних профессор несколько раз останавливал исполнение, когда та или слишком затягивала партию или уходила далеко от общей мелодии. Очень увлекающаяся натура, похоже.

«Красиво получается. Очень похоже на классический джаз, если у вас тут есть такой жанр. Никто не кривляется, как Агузарова, хотя в этой песне она ещё не особо выделывалась. Но в целом интересно, в том числе и пение на два голоса. И кошка эта с саксофоном… Просто „мур“, знаешь ли».

«Деда!»

«Что „деда“? Классная девчонка! Не бойся, я подсматривать не буду».

«Да ну тебя!»

В общем, когда профессор представил меня участника команды, я не удивился, услышав, что девушку с саксофоном называют «Мурка». А на вопрос о впечатлениях пересказал в основном то, что мне наговорил дед — разумеется, опустив сравнения с исполнителями из его мира.

Прощаясь, попросил профессора расписаться на диске — сказал, что пойдёт в подарок, той же самой Надежде Петровне. Писать на материале пластинки было неудобно, бумажной же этикетки не предусматривалось. Выручили студенты — принесли от художников какой-то хитрый чернильный карандаш. Написали просто: «Автор — Юрий Рысюхин, исполнитель — проф. Лебединский» и расписались оба, после чего я зафиксировал печатью. Профессор дёрнулся было остановить, но не успел. Печать хапнула намного больше энергии, чем обычно, но сработала.

— Интересно, Юра, что у вас из этого получится. Как-то ни разу не пытался фиксировать написанное на пробной пластинке. Как бы не испортить её.

— А давайте проверим!

Проверили, причём студенты слушали с большим интересом. Кое-кто даже пытался учить слова «на лету», что было странным образом приятно.

— Как вы думаете, дядя Валера, не может печать продлить срок службы пластинки?

— Думаю, что вполне даже может. Хм, интересный эффект получается…

Проход на изнанку я проскочил до крайнего срока, причём был с пустыми руками — револьвер в набедренной кобуре не в счёт, бумажник во внутреннем кармане тем более, а конверт с пластинкой я спрятал под полу пиджака.

Надежда Петровна, получив по выражению деда «эксклюзив» — экземпляр ещё не вышедшей в продажу пластинки с песней, которую никто, кроме исполнителей ещё не слышал, была растрогана и обрадована, а когда прослушала, то даже прослезилась.

— Ох, Юра, спасибо тебе! Даже не знаю, чем обязана такому подарку, и как отдариваться!

— Надежда Петровна, тут, если честно, вас надо было третьей строкой вписывать, как музу!

— Ох, Юрка, ой, ловелас малолетний! Иди, давай, сверстниц охмуряй! Главное — меру знай!

— Да я от чистого сердца! Кстати, тут побочный эффект от артефакта, сохраняющего подпись, получился. По нашим с профессором прикидкам пластинка выдержит намного больше обычного количества проигрываний. И, да — второй такой в мире нет, это первая и единственная запись с первой генеральной репетиции.

Да, повысил ценность подарка в глазах получательницы, указав на уникальность и неповторимость. И нет, не стыдно.

Вот тоже удивительно — никакого «греческого пантеона», в смысле — «богов Олимпа» в моём мире и близко не было, в отличие от мира деда, а музы из той же Древней Греции — были, причём в том же качестве. Только если у него они считались свитой одного из богов, то у нас были просто духами вдохновения и считались покровителями не людей, связанных с творчеством, а самого творчества, как явления.

Ночью снилась Мурка — девушка из студенческого ансамбля, с саксофоном, но без того узкого платья, что было на ней во время репетиции. Точнее сказать — в момент, когда она пропела «Кошки часто ходят без одёжки», я увидел, что она вообще без платья и какой-либо другой одежды. Правда, девушка так держала инструмент и так поворачивалась ко мне, что прикрывала то рукой, то саксофоном, то поворотом тела всё «самое важное». Она танцевала, пела, играла на саксофоне, смеялась и уворачивалась от моих попыток обнять её. Во сне я не задавался вопросом и не удивлялся тому, как она может петь и играть одновременно. Где-то фоном звучал аккордеон…

Глава 18

В разгар посевной, когда множество студентов было задействовано на полевых работах, для пробы записался один раз в патруль. Даже встретили изнаночных тварей, и я тремя выстрелами завалил двух крыс. Не крысолюдов полуразумных, а местное зверьё: с виду обычная крыса, только с куцым хвостом и шестилапая, причём передние лапы не то от крота, не то от медведки. В семи тварях нашли один мелкий и блеклый макр — академия такие по двадцать пять рублей выкупает, в Могилёве при удаче можно продать за тридцать — и тот не в моих зверюшках.