Безумное танго - Елена Арсеньева

Правда, на этом сходство с медициной кончилось: Женя разлилспирт отнюдь не в мензурки, а в нормальные хрустальные стопарики, один подалЮрию, другой поднял сам:

– Ну, давай выпьем за Саню. Был он нам другом и братом, ихоть в последнее время пути наши разошлись, никто из нас не поминал его худымсловом. Помянем же его добром и сейчас.

Держа почему-то локоть на отлете, как тот гусар, которыйотталкивает морду своей лошади-алкоголички, он опрокинул спирт в горло, резковыдохнул и проворно набулькал в свой стопарик крем-соды из большой пластиковойбутылки. Проглотил ее, протянул бутылку Юрию:

– Запиваешь?

Тот медленно покачал головой и наконец-то выпил – почему-томеленькими глоточками, совершенно не чувствуя, как спирт обжигает язык и горло.

Женька тотчас налил по второй, ахнул с той же удалью, а Юрийопять тупо выцедил свой спирт, и наконец-то огненная вода растопила ледянойком, ставший поперек горла.

– Как он умер? – выдавил хрипло. – Почему тыговоришь, что глупо?

– А разве это не глупо? – грустно сказал Базаров,наливая по третьей. – На бабе помер, позоруха!

Если бы Юрий мог, он усмехнулся бы. Кто бы судил, а?! Но емубыло не до смеха.

– Что, в койке на постели? Да он же такой здоровенный…

– Не в койке, а в машине. – Женька, уже расправившийсяс третьей рюмкой, вытер рот рукой. С сомнением покосившись на бутылку, покачалголовой, навернул на горлышко полиэтилен с резинкой и убрал посудину на место.

– Разбился, что ли?

– Ничего он не разбился, ты что, дослушать не способен?

Сколько Юрий помнил своего приятеля, со времени тайногораспивания первых в жизни бутылок с каким-нибудь там «солнцедаром» или«плодововыгодным», тот мог выпить сколько угодно, не пьянея, только становясьвсе более раздражительным. Вот и сейчас подступал один из приступов такойраздражительности.

– Слушаю, слушаю, – буркнул он, наконец-то выцеживаясвою третью и чувствуя, что уподобляется Женьке: хмеля ни в одном глазу, а содна души поднимается какая-то полудетская обида на судьбу, которая взяла да иотняла у него возможность высказать Сане Путятину в лицо, что он сволочь и сукараспоследняя, если послал на смерть старинного дружка. И, главное, не дал передсмертью отбой своим «шестеркам», которые так и стоят, вернее, сидят на посту,карауля проштрафившегося курьера, хотя на самом-то деле он ни в чем не виноват!

Нет, наверное, он все-таки опьянел, потому что Женька ужедавно что-то говорил, однако Юрий смотрел на его лицо с беззвучно шевелящимисягубами – и не слышал ни слова. И вдруг звук включился:

– …черта отопление врубать? Нет, конечно, несколько днейтакая холодрыга стояла, что даже в домах топить стали, но у него же теплыйгараж! И вообще за каким хреном ему понадобилось тискаться с этой девкой вмашине?! У него самое малое две квартиры, да загородный дом, да кабинет, вконце концов! Что, не могли на службе полюбиться, она ведь тоже в «Меркурии»работала? Или привычные места приелись, захотелось романтики? Нашли тожеромантику бензиновую, столько таких дураков зимой засыпает мертвым сном друг надружке, но то хоть зимой, а тут же весна, выезжай на природу и дави травку доодури!

Юрий мотнул головой, вытрясая дурь, все сильнеезаволакивающую сознание. Санька умер, и не просто умер – угорел до смерти вмашине, занимаясь любовью с какой-то телкой… Это было слишком для Юрия, он немог, не способен был осмыслить эту идиотскую, ни с чем не сообразную новость. АЖенька все говорил, говорил что-то, но какая-то падла снова выключила звук, может,это даже сделал все тот же Саня Путятин, который, непонятно почему, ополчилсяна Юрия и взялся ему пакостить как по-крупному, так и по мелочам.

Юрий хрипло расхохотался, и Женькины губы пересталишевелиться.

– Э, да ты, братишка, готовенький, – пробормотал оннегромко, но Юрий, к своему изумлению, его услышал. Спасибо Сане, он все-такиперестал озоровать со звуком! – Быстро же. Иди-ка ты домой и ложись-ка тыспатеньки, Юрась. Я б тебя у себя оставил, но понимаешь, тут такое дело… менямогут вызвать неожиданно на работу…

– Маринка, да? – таинственным шепотом, отозвавшимся,как эхо, во всех углах комнаты, прошипел Юрий и тотчас прижал палец к губам,увидев, как исказилось от испуга лицо Базарова. – Не, я ничего, тиш-шь…могила! Мо-ги-ла… Только ты, Женюра, тоже молчи, как в могиле, ладно?

Юрий схватился за голову, отчаянно пытаясь собратьразбредающиеся мысли. Фу, напились, вон как шатаются, смотреть противно! А ихнепременно надо согнать обратно в кучу, надо что-то сказать Женьке, что-товажное. Еще бы только вспомнить, что именно. Ага, вот что!

– Если меня кто-то спросит про тебя… то есть если тебякто-то спросит про меня, ты говори, что меня сто лет не видел, ладно? Не был яу тебя сегодня, не был, меня тут нету… ту-ту…

Это был последний проблеск трезвости. Когда Юрий проснулсяна следующий день в своей комнате, на неразобранном диване, он совершенно немог вспомнить, как уходил от Женьки, как поднимался по лестнице, открывал, апотом закрывал дверь, ложился спать, не зажигая света, чтобы не привлечь вниманиясвоих сторожей… Не иначе проделано все это было на автопилоте, который имеетсявнутри у каждой особи мужского пола. Более того! Юрий никак не мог вспомнить, скакой радости они с Базаровым вчера так налакались. О сторожах и необходимостисидеть тихо помнил, а вот повод пьянки… За прекрасных дам, что ли, выпивали? Ноэтот провал в памяти длился недолго. До тех пор пока Юрий не повернул наподушке гудящую голову и не увидел на полу рядом с диваном газету, сложеннуютак, что окруженные траурной рамкой слова «Александр Владимирович Путятин»сразу бросались в глаза.

Тамара стояла в подъезде на втором этаже и смотрела вниз, начетверых работяг, которые выравнивали аккуратный бетонный бордюр вокруг окон идверей бывшего заброшенного подвала.

Она спала как мертвая, и никакие воспоминания не терзали ее:ни старые, ни новые. Утром выяснилось, что особых бед, кроме моральных,причинено ей не было, только спину немного расцарапала о землю. С утра никудане надо было спешить, и она позволила себе полежать, долго нежилась в ванне,пила кофе и думала, что хорошо бы все-таки найти того парня и поблагодарить.Где найти? Вспомнилось, как он сказал: «Я в подвале как раз докрашивал».Значит, он из этих работяг и задержался допоздна доделывать какую-то работу –на Тамарино счастье.

Она тщательно подкрасилась, оделась и отправилась быловыражать признательность, но на площадке второго этажа замешкалась. Ведь их тамчетверо. Не подойдешь же просто так, не спросишь: «Люди добрые, вчера кто-то извас спас меня от изнасилования, не подскажете ли, кто именно?»