Чародеи - Андрей Смирнов

На самом деле никакой кайи нет, это лишь самообольщение возгордившегося человечества. Все сложнее и проще. Есть индивидуум, сувэйб. Сувэйб человека смертен и слаб — но мог бы быть силен и бессмертен. Это было бы возможно, если бы человек понимал, откуда и в чем источник его бытия и силы. Но человек слеп, а алчные миро–властители делают все возможное и невозможное, чтобы как можно дальше отдалить его от этого чистого, благого источника. Но время тьмы подходит к концу, и как бы князья ночи не тщились отдалить рассвет, рано или поздно взойдет солнце и разрушит их иллюзии и чары, их нечистое волшебство, обнажит их жалкую и уродливую сущность.

Мир был сотворен Истинным Языком, и первым Именем, прозвучавшим в хаосе, было Имя Света. Но если есть слово, должен быть и говорящий. Если во тьме возникает свет, то должен быть и источник света. Если добро и зло существуют реально, а не просто как какие–то относительные понятия, как привыкли думать в Хеллаэне, то есть и тот, кто установил этот порядок, отделив правое от левого, верх от низа, хорошее от дурного и так далее. Той Высшей Причине, что образовала мир своей волей и властью, все в мире чем–то подобно, все имеет какие–либо свойства, в которых можно усмотреть ее отражение, далекий отблеск. Она столь же высока и беспредельна, как небо, столь же глубока, как море, столь же убийственна для зла и духовной тьмы, как солнце невыносимо для темноты, столь же тверда и непреклонна, как земля, столь же таинственна и непостижима, как ночь. Все происходит из этой Причины, все ею управляется и все возвращается в нее. Все служит ее целям и подчинено ее воле, хотя человек — как и всякое разумное свободное существо — волен выбирать, в каком качестве служить этой Причине, быть ее орудием и рабом, или же быть ее соработ–ником, по доброй воле служа ей. От этого выбора будет зависеть и конечное состояние человека, счастливое или мучительное. Все равно всё будет так, как желает Высшая Причина, и выбор только в одном — идти вместе с ней, теми путями, которые выбирает она, или противиться, желая устроить реальность по–своему, идти наперекор и в конечном итоге растратить все, что дано было человеку изначально и бесследно сгинуть. Быть живой ветвью, знающей ствол и корень или быть ветвью мертвой, мнящей, что источник жизни находится в ней самой, отторгающей все, что идет от корня и ствола, сохнущей все более и более и не годящейся ни на что другое, как стать топливом для костра — вот к чему сводится выбор.

Нужно понять, что нет никакой кайи, по крайней мере такой, какой ее мыслят обитатели Хеллаэна — бессмертной обитательницы вечности — нет никакого нетварного «я», но есть сувэйб, вот этот, конкретный тварный индивидуум. И сувэйб, смертный и невечный, может причаститься к вечному и бессмертному, получить новую жизнь, блаженство и силу как дар от источника блага и жизни… может, если выберет жизнь, а не смерть, если станет следовать путями, что определены ему высшей волей, а не искать «своих» путей, следуя желаниям, навеянным теми, кто давным–давно отступил от истины и закостенел во лжи.

Нужно понять, 4то человек поврежден, как и весь мир, и поэтому немедленное бессмертие, здесь и сейчас, сразу — невозможно. Но можно вступить на тот путь, который приведет к нему, и это путь добровольного служения. Нет никакого индивидуального спасения, в стороне от всех. Мир разрывается надвое, одна часть будет возвращена к источнику блага и преображена в нем, исцелена от страданий и всего нечистого, другая, не желающая возвращаться, придет к своему естественному концу—к конечному разрушению и распаду. Поскольку вы здесь и слышите меня, поскольку вы дошли до этой ступени обучения и способны уже не только слушать, но и понимать услышанное — я надеюсь и верю, что выбор ваш уже определен. Пусть он до сих пор и не был вполне осознан, но одно то, что вы сумели пройти этот путь — в отличие от тех, кто пришел вместе с вами, но отступил сразу или чуть позже — одно это уже свидетельствует за вас. Поэтому я открою вам тайну: обещание силы, которое привлекло вас сюда — лишь приманка, уловка. Да, вы получите эту силу, достаточную, чтобы одолеть Обладающего, получите иные духовные дары — но разве в этих способностях дело? Нет никакого смысла приобретать могущество, если не определены цели, в которых это могущество будет использоваться. Власть ради власти? Бессмыслица. Вы призваны к тому, чтобы стать лекарями, орудиями Истины, целителями мира, вестниками и соработниками благого надмирного источника, который желает привести мир к совершенству. Здесь можно усмотреть противоречие: каким образом вы можете стать целителями мира, если сами, как я сказал ранее, не можете быть исцелены отдельно от сущего, но лишь вместе с ним? В том–то и дело: исцеляя себя, вы будете исцелять и мир сущий, и наоборот — выправляя «вывих» реальности, изгоняя все нечистое и ложное, вы будете вести к исцелению также и самих себя. Но чтобы совершать все это, вам понадобятся соответствующие средства, и вы получите их, как только будете готовы: источник блага одарит вас всем — вам же нужно лишь утвердиться в верности ему. Пока мир поврежден, вы не можете стать бессмертными и совершенными для себя, получить блаженство и силу и наслаждаться ими, но вы можете получить желанное как средство для того, чтобы действовать в мире в согласии с высшей волей. И эта сила, подобной которой нет, — залог того царства, что грядет; залог совершенного мира, что будет рожден на руинах мира порочного и несовершенного. Лорды страшатся этого дня, иные же мнят, что он никогда не наступит, они думают, что сумеют сохранить все так, как есть, вечно. Но они ошибаются. Власть волшебства конечна, грядет сила, которая, как восходящее солнце, разрушит все иллюзии тьмы и прогонит всю нечисть.

В течение второго и третьего полугодия количество учеников в группе, к которой принадлежал Дэвид Брендом, сократилось еще на семь человек. Трое, не в силах смириться с той реальностью, которая открылась им после посвящения, покончили жизнь самоубийством. Они могли жить в мире, где каждый сам за себя, где все едят всех, и верить, что когда–нибудь пробьются наверх, но узрев мир совершенно иной, подлинный и чистый, а самих себя — измазанными в нечистотах страстей, эти несчастные так и не смогли привести себя в соответствие с новым знанием. Прежние ценности утратили всякий смысл, новые же они не могли принять, все их существо, характер, привычки, образ мысли, воспитание — все восставало против этого. О том, что произошло с их душами после смерти, оставалось только гадать. На прямые вопросы мастера предпочитали не отвечать, однако из редких разговоров с храмовыми служителями у Дэвида сложилось впечатление, что из того мира, в который они вошли, приняв в Храме Имя Света, вывести человека не может даже смерть. В первые полгода еще можно было уйти, но теперь — нет, все пути назад отрезаны. Небесная Обитель не отдавала души своих посвященных ни богам смерти, ни владыкам ада. Те, кто нарушил клятву, не смог принять новую жизнь и новый порядок вещей — продолжали свое служение, но уже в каком–то ином качестве. Да будь иначе, что мешало бы тому же Кирульту поймать душонку какого–нибудь неудачника или самоубийцы и подробно изучить ее? Но Обитель не раскрывала своих секретов внешнему миру — несмотря на то, что пока, на втором и третьем этапах обучения, и раскрывать–то особо было нечего. Столкнувшись с нежеланием мастеров отвечать на вопрос о посмертной судьбе учеников, Дэвид взял это обстоятельство на заметку, но на рожон не лез и своего интереса не показывал. К тому же не исключалось, что все станет ясно к концу обучения или после. Может быть «источник блага» приуготовил для несчастных самоубийц, не желающих жить по его законам, небольшой компактный рай — где, пусть и лишенные его непосредственного присутствия, души самоубийц все–таки смогут существовать в мире и покое? Это предположение — самым нейтральным тоном, как бы невзначай — высказал Эдвин кен Гержет, и если бы Дэвид не знал этого человека, если бы не знал, что буквально на днях Эдвин окончательно утратил доступ к Тьме — Имя Света выжгло, изгнало из него эту Стихию — то, может быть, он и принял бы это предположение за чистую монету. Но, с учетом всех упомянутых обстоятельств, землянину в этом подчеркнуто нейтральном тоне послышалась хорошо замаскированная издевка. Одновременно Дэвид поймал себя на том, что ему эта издевка неприятна. Эдвин как будто бы сомневался — то ли в существовании источника блага, то ли в том, что этот источник действительно благ. Безусловно, сомневаться было можно, но надо было делать это открыто, а не изображать поверхностное доверие к мастерам, в глубине сердца считая их лжецами… Омерзительное лицемерие!