Баллантайн - Уилбур Смит

привезли на серой лошади сержанта: ноги свисали с одной стороны седла, а руки — с другой. Обнаженные тела завернули в одеяло, словно стыдясь нанесенных им ран, но кровь пропитала ткань и засохла черными пятнами, по которым довольно ползали большие зеленые мухи.

Посреди крааля сержант остановил полицейского, ведущего в поводу лошадь, и бесцеремонно перерезал веревку, стягивавшую лодыжки девушек. Потеряв равновесие, тела мгновенно соскользнули на землю головой вперед. Мешанина голых конечностей напоминала дичь, принесенную из вельда на разделку.

Молчавшие до этого женщины заунывно зарыдали, оплакивая мертвых. Одна из них посыпала пылью голову, другие последовали ее примеру. От погребального плача по коже сержанта побежали мурашки, но в лице он не изменился и заговорил с Гандангом ровным голосом:

— Старик, ты сам навлек горе на свой народ. Если бы ты выполнил свой долг, послушался Лодзи и послал юношей на работу, эти девушки жили бы долго и родили славных сыновей.

— Какое преступление они совершили? — спросил Ганданг, наблюдая, как старшая жена опустилась на колени возле окровавленных, покрытых пылью тел.

— Они попытались убить двух полицейских.

— Хау! — презрительно хмыкнул Ганданг.

В голосе сержанта впервые прорезалась злость.

— Мои люди поймали их и заставили показать место, где прячутся амадода. Прошлой ночью, во время ночлега, девчонки хотели убить их, воткнув заостренные палочки им в уши. К счастью, полицейские спали чутко. Когда они проснулись, женщины бросились бежать, и моим людям пришлось их остановить.

Ганданг долго смотрел на сержанта, не говоря ни слова. Эзра не выдержал и отвел глаза, посмотрев на Джубу. Старшая жена закрыла отвисшие челюсти мертвецов и нежно вытерла свернувшуюся кровь с губ и носа Руфи.

— Правильно, — кивнул Ганданг. — Смотри хорошенько, шакал белых, запомни то, что ты видишь сейчас, до конца своей жизни.

— Ты смеешь мне угрожать, старик? — вспыхнул сержант.

— Все люди умирают, — пожал плечами Ганданг. — Но некоторые умирают раньше и более мучительной смертью. — Он повернулся и пошел к себе в хижину.

Ганданг сидел в одиночестве у небольшого дымного костра в своей хижине, не прикоснувшись ни к вареной говядине, ни к белым кукурузным хлебцам. Вождь смотрел в огонь и слушал рыдания женщин и бой барабанов.

Он знал, что Джуба сообщит ему, когда тела девушек будут обмыты и завернуты в свежую шкуру только что убитого быка. На рассвете Ганданг должен будет проследить за выкапыванием могилы посреди загона для скота — это обязанность вождя. Как и следовало ожидать, скоро в дверь осторожно поскреблись, и он тихо откликнулся, приглашая Джубу войти.

— Все готово, мой господин, — сказала она, опускаясь на колени рядом с мужем.

Ганданг кивнул. В хижине повисло молчание.

— Когда девушек предадут земле, я хотела бы спеть христианскую песню, которой меня научила Номуса, — наконец произнесла Джуба.

Ганданг согласно наклонил голову, и Джуба продолжила:

— Еще я бы хотела, чтобы могилы выкопали в лесу — тогда на них можно будет поставить кресты.

— Хорошо, если этого хочет твой новый бог, — снова согласился Ганданг.

Он встал и пошел к своей спальной подстилке в дальнем углу. Джуба осталась стоять на коленях.

— Нкоси, господин, это не все.

— Что еще? — оглянулся он на жену с холодным и отчужденным видом.

— Я и мои женщины, мы отнесем оружие, как ты хотел, — прошептала Джуба. — Я дала клятву, вложив палец в рану на теле Руфи. Я отнесу ассегаи воинам.

Ганданг не улыбнулся, и все же холодный взгляд потеплел. Джуба встала и, взяв протянутую руку мужа, последовала за ним к постели.

Базо вернулся из холмов через три дня после того, как девушек опустили в землю под оголенными ветвями гигантской мимозы над рекой. С собой он привел двух юношей, и все трое сразу же направились к могиле, следуя за Джубой. Вскоре Базо оставил двух молодых вдовцов оплакивать своих жен, а сам пошел к отцу, который ждал его под смоковницей.

Почтительно поздоровавшись, Базо сел рядом. Отец и сын осушили кувшин пива, передавая его из рук в руки.

— Какое ужасное происшествие! — вздохнул Ганданг.

Базо вздернул голову:

— Возрадуйся, отец мой. Возблагодари духов предков. Они дали нам больше, чем мы могли бы пожелать.

— О чем ты? — Ганданг в недоумении уставился на сына.

— Мы зажгли огонь в сердце народа, заплатив за это всего двумя жизнями — ничтожными жизнями легкомысленных и тщеславных девчонок. Даже самые слабые и трусливые амадода собрались с духом. Теперь, когда время придет, колебаться не будет никто. Возрадуйся, отец мой, мы получили больше, чем ожидали.

— Ты стал безжалостным человеком, — прошептал Ганданг после долгого молчания.

— Я горжусь, что ты обо мне такого мнения, — ответил Базо. — А если я окажусь недостаточно безжалостным, то мой сын или сын моего сына, в свою очередь, завершат начатое мной.

— Разве ты не доверяешь предсказанию Умлимо? — недоверчиво спросил Ганданг. — Она обещала нам успех.

— Нет, отец, — покачал головой Базо. — Подумай хорошенько над ее словами. Она лишь велела нам сделать попытку и ничего не обещала. Успех или неудача зависят только от нас самих. Поэтому мы должны быть жесткими и беспощадными, не доверять никому, искать малейшее преимущество и использовать его до конца.

Ганданг надолго задумался, потом вздохнул:

— Раньше все было по-другому.

— Прошлое ушло. Времена изменились, баба, и мы должны измениться вместе с ними.

— Что еще, по-твоему, нужно сделать? — поинтересовался Ганданг. — Как я могу помочь успеху дела?

— Прикажи юношам перестать прятаться в холмах. Пусть идут работать, как этого хотят белые.

Ганданг промолчал, обдумывая слова сына.

— С этой минуты и до назначенного часа мы должны стать