Янтарный Меч 5 - Ян Фэй

скорее всего, принадлежит к низшему среднему классу Древесных пастухов. Она оракул и подопытный. “

«Кровь Темного Бога». — вдруг сказал Брендель.

Бай посмотрел на него и спросил: «Ты видел это у Андеши?»

Брендель не сказал, что с ним Кровь Темного Бога, и только молча кивнул.

«Тогда он должен быть связан с Черной жемчужиной, но он не чистый. Это должен быть вторичный продукт, полученный в результате эксперимента Глейс. В этом мире есть только один настоящий Оракул Тьмы, и это она». Бай усмехнулся: «Ее сила такая чистая и мощная. Иначе, с обычным стилем Святого Собора Огня, как они могли запечатать ее?

Я могу только запечатать ее. Сжечь ее на костре - ее единственная судьба. “

— Это и есть ваша истинная цель приезда сюда? Брендель посмотрел на Лорисона, стоявшего сбоку. Бледный свет сиял на его белых костях, и золотое пламя в его глазах ярко горело. Он не ответил на их слова. Он не знал, слышит ли он их разговор.

Этот рыцарь, должно быть, сильно любил свою жену, когда был жив. Иначе он не стал бы жертвовать своей репутацией и всем остальным. Он даже не постеснялся терпеть бесконечную боль после смерти, чтобы защитить ее.

Это была настоящая и благородная любовь, которая превзошла жизнь и смерть. Это было выше всего в этом мире.

Но красивые вещи часто легко использовались злом, как и то, что происходило сейчас. Брендель долго смотрел на Рыцаря Нежити, затем повернулся к Бай и спросил: «Ты намерен заключить с ним сделку и забрать силу Черной Жемчужины из тела его жены?»

— Ты собираешься остановить меня?

— Разве я не должен тебя остановить? — спросил Брендель.

Бай Ленг усмехнулся. «Но если я не возьму кровь Темного Бога, душа этой бедной женщины будет запечатана здесь навеки, претерпевая боль и страдания. И сэру Джону Лорисону, праведному и благородному рыцарю, придется жить в этом темном подземелье в форма вещи, которую он больше всего ненавидел при жизни. Он будет молча защищать ее весь день, но он никогда не увидит свою возлюбленную.

Лик Тьмы, две чистые души, навеки связанные здесь, день за днем, год за годом, только тьма длится вечно. “

«Какое это имеет отношение к нам?» Мефистофель был очень смущен. Он не мог понять чувств смертных. Для него разница была только между охотником и добычей, хозяином и слугой. Для него, кроме еды, был только хозяин. Всю красоту своей жизни он посвятил смерти и верности.

Рэндольфу достаточно одного взгляда, и он готов умереть.

Однако Брендель и Японский Лук замолчали.

«Мой господин, в этом мире много сил. Пока вы отказываетесь от своих принципов, они будут в ваших руках. Для таких людей, как я, сила Черной Жемчужины, сила Книги Мавикарта или любая другая сила, не имеет значения. В конце концов я получу власть и причиню миру зло. Неважно, каким методом я воспользуюсь для получения власти. Прямо сейчас …

Сутра — лучший результат, так зачем же придерживаться традиции? Более того, только если я уговорю Лорисон, ты сможешь спокойно забрать планшет отсюда. Это взаимовыгодная сделка. Ты можешь наказать меня в любой момент, не так ли? “

Голос Хаку эхом отдавался в темном подземелье, словно шепот дьявола, полный очарования.

«Поскольку ты знаешь, что я убью тебя, почему ты все еще преследуешь их?» — холодно спросил Брендель.

Глаза Бай Луочу горели золотым пламенем. Она улыбнулась, обнажив свои белые острые зубы. «Я не верю в уверенность. Пока есть шанс, мне стоит приложить все свои силы».

«Если это так, почему я должен давать тебе шанс превратить поражение в победу?» Брендель снова спросил: «В отличие от тебя, я осторожный человек. Я хочу все контролировать в своих руках».

Хаку ничего не ответила, словно верила, что Брендель в конце концов передумает. Однако в этот момент в темноте прозвучал глубокий и старый голос.

“Пусть она придет, молодой человек. “

Все трое одновременно обернулись. Золотой огонь в глазницах высокого и бледного рыцаря-скелета мерцал. Он обернулся и посмотрел на Хаку. Глухой и зловещий голос, казалось, исходил из его груди. — Ты сказал, что можешь снять проклятие с Грейс и избавить ее от бесконечных страданий?

Это не была нежить без разума —

«Сэр Джон Лорисон…» Брендель отреагировал первым. Он быстро остановил Хаку. Эта женщина была слишком страшной. Хотя она не выглядела так, будто лгала, кто мог гарантировать, что она говорила правду? Однако Рыцарь-скелет только махнул рукой и прервал его: «Я долго слушал. Вы трое очень хорошо знаете мою жизнь. Итак, вы готовы сесть и выслушать слова этого старика?»

Брендель и Японский Лук удивленно переглянулись. Хаку не ответил. Ее глаза блестели, и никто не знал, о чем она думает. В конце концов, Брендель кивнул и ответил: «Пожалуйста, продолжайте».

Рыцарь-нежить на мгновение замолчал, а затем его глубокий голос эхом разнесся во тьме. «Я родился в сельской местности Грану. Я видел много людей и много вещей в своей жизни. Я до сих пор помню некоторые из этих воспоминаний, но я не могу вспомнить некоторые из них. бесконечная боль и страдания. Моя любовь к Глейс теперь только клятва и обязательство. Чувства, принадлежащие человеческим существам, давно ушли. Однако в темноте в моем сознании часто мелькала мысль. Я хочу увидеть ее снова. Как только эта мысль появилась у меня в голове, она укоренилась и проросла. Я не могу подавить это…»

«Я не знаю, любовь ли это, но я просто хочу увидеть ее снова. Молодой человек, возможно, я испытал больше, чем вы, но я не смею хвастаться перед вами. Я просто хочу спросить вас, ты можешь исполнить желание старика?”

«Я посвятил свою жизнь Марте, но я никогда не видел дневного света…»

Вздох в темноте был подобен песку на ветру. После того, как рассеялись песок и пыль, остались только бесконечные перипетии жизни.

Брендель и Японский Лук надолго потеряли дар речи. Я посвятил свою жизнь Марте, но я никогда не видел дневного света — но закончат ли они, как я, однажды? Правда ли, что усилия человека будут вознаграждены в этом мире? Или это просто белая ложь? Это просто шепот утешения в темноте?

Что, если в этой тьме никогда не было света?

«Тогда позвольте мне зажечь этот огонь…» Брендель молча поднял эту непреодолимую мысль в своем уме.

Бай прятался в тени двух людей. Она по-прежнему не сказала ни слова, но Брендель знал,