Исключая чувства - Диана Ставрогина

Жалеть себя — последнее дело.

Справится, она справится. Привыкнет. Переживет.

Ничего не длится вечно. Все проходит, и это — тоже пройдет.

Она и, правда, справлялась. Поначалу. Вроде бы.

Пару недель после… произошедшего Лара жила в привычном состоянии. Работала, отгоняла любые мысли о Диме — вполне успешно, стоит заметить, — и была уверена, что скоро рутина затянет ее обратно в колею. Рутина в самом деле затянула, но совершенно не так, как должна была. Предполагаемый верный путь к нормализации жизни обернулся отвлекающим маневром. Непредвиденно, Лара провалилась в черноту.

В один из вечеров, вернувшись из офиса домой, она, наконец, признала, что с головой погрузилась в хорошо знакомый ад. Снова каждый день на выходе из квартиры она натягивала на губы улыбку, чтобы не выдать истинных чувств, снова поднимала себя с кровати на одном только бунте против собственного бессилия, снова не видела ни одной причины радоваться жизни. Ее состояние, родное и изученное во всех подробностях, порождало страх и вместе с тем вызывало усмешку: Лару — быть может, немного зло, — забавляло, как все то, от чего она бежала больше десятка лет, без сопротивления возвратилось на круги своя, словно по щелчку.

Она долго тащила себя на свет из этой бездны, защищалась, береглась, надеялась не допустить повторения… и все же попалась. Едва лишь выбралась из одной ямы — тут же рухнула в другую, несмотря на предпринятые усилия во избежание любых рисков, несмотря на свою глупую уверенность, что она, из всех людей на свете, точно не угодит в подобную историю: она ведь не способна влюбиться, не способна привязаться к человеку всей душой без прямого разрешения разума.

Смешно.

Лару скучивало от тоски.

Истина, пусть и запоздало, но пробилась сквозь пелену ее искусного самообмана, как сорняк на тщательно сдобренной пестицидами грядке.

Непрекращающейся дрожью озноба при нормальной комнатной температуре.

Полным исчезновением физических и моральных сил в нерабочие часы.

Отсутствием ярких эмоциональных реакций.

Никаких слез. Никаких истерик. Срывов.

Штиль.

Ее психика за годы прошлого ада была натаскана на другое — на бесперебойное и благопристойное функционирование в любом состоянии, пусть внутри Лары и леденело оставшееся с прежних времен пепелище.

Впрочем, она знала, как с этим жить. Знала, что со временем вытащит себя за волосы из болота. Сцепит зубы и вытащит, потому что характер такой. А как жить с вечным страхом потери, Лара не знала.

Если бы она подпустила Диму еще ближе, чем уже успела, сама того не ведая, если бы дала ему прорасти корнями в каждой клеточке себя, а потом бы что-нибудь случилось… Лара вполне представляла, во что тогда превратилась бы ее жизнь.

Она знала про свой страх все. Он стоял перед ее глазами — преисполненный мудрого всеведенья, монолитно-устойчивый, непробиваемый, — и она искренне не находила в себе мужества переступить через невидимое, но до бетонной шероховатости осязаемое препятствие внутри себя. Одна мысль, одно гипотетическое намерение рискнуть вызывали в ней парализующий тело и разум ужас.

Как возможно побороть столь глубокий, удерживающий всевозможными путами и узлами ее способность полностью, беззаветно довериться другому страх? Страх, столь давний, пропитавший клетку за клеткой все ее существо, долгие годы спасавший ее от боли, что не перенести, не выдержать, если снова придется потерять кого-то по-настоящему, безраздельно ее.

Она не хотела возобновлять агонию прошлого. Достаточно было помнить, как в детстве страх, что мама тоже умрет, лишал ее сна каждую ночь. В какой-то степени Ларе повезло: мать не умерла, а просто ее разлюбила. Возненавидела и постепенно нивелировала свою значимость, невольно помогла Ларе заморозить все ее опасения и тревоги, притвориться, что их больше нет, потому что нельзя в ущерб всей своей жизни бояться за того, кто тебя ненавидит. Подпитываемый этой почвой режим самосохранения был слишком хрупок, чтобы рисковать вновь.

Если она только попробует, ставки уже будут слишком высоки — она навсегда станет уязвима. К ней неизбежно, на всю оставшуюся жизнь вернется невозможная, всеохватывающая тревога, вечный страх: она лучше всех на свете знает, что никто ни от чего не застрахован — истина, с которой трудно жить тем, кому она была доказана опытным путем.

С Димой в любое мгновение может что-то случиться. Дима просто может ее разлюбить, а Лара… Лара уже не переживет. Если она позволит себе полюбить, она лишится сердца, расколоченного и разломанного на куски годы назад; от него и без новых потрясений сохранилось немного. Можно дотянуть до старости при строгом режиме, но не более того. Она ни физически, ни психологически не может снова кого-то потерять.

Очевидно, что построить и сохранить основанные на глубокой привязанности отношения она не сумела бы: не хватит душевных сил. От нее совсем ничего не осталось, она не выдержит подобные нагрузки. Нужно быть благоразумной и ждать, а чувства — и ее, и Димы — пройдут.

Пусть сейчас ему больно, но он не знает всей безнадежности ее проблемы. Лара не сомневалась, что без нее ему будет лучше. Его признание — чистой воды заблуждение человека, не понимающего, в кого именно он якобы влюблен. Все забудется и пройдет.

Дима точно будет счастлив, даже если она действительно разбила ему сердце. Его нормальность, цельность не лишат его надежды. В отличие от нее. Им с Димой совершенно не по пути. Он никогда не поймет, что у нее за жизненный багаж из опасений и недоверия. Ни один человек, не столкнувшийся с событиями, подобными ее, не поймет.

Вздохнув, Лара потрясла головой. Все эти пустые рассуждения совершенно ни к чему. Ей давно пора ехать в офис. Заставляя себя думать исключительно о работе, она быстро завершила сборы и, уже стоя на пороге квартиры, почувствовала, как в кармане коротко завибрировал телефон. Пришлось задержаться еще не пару секунд, чтобы прочитать присланное Леной сообщение:

«Лара, милая, что у тебя случилось? Знаю, ты сказала, что у тебя нет сил общаться, но почти месяц — это слишком. Ты молчишь. Давай созвонимся вечером? Или, хочешь, я приеду?»

Лара заблокировала телефон и, наконец, вышла из квартиры. Сил, чтобы ответить содержательно, действительно не было. Позже.

В лифт бизнес-центра она забежала последней. В очередной раз перечитывая сообщение от Лены, она думала, как лучше увернуться от расспросов и вместе с тем успокоить подругу. Лишь убрав в сумку телефон, Лара осмотрелась и вдруг заметила знакомый профиль. У противоположной стены стоял Дима.

Они не пересекались друг с другом с того самого дня, что был почти месяц назад; даже издалека не виделись, насколько она была в курсе. Их взгляды встретились, и Лара почувствовала, как отчаяние затопило ее всю. Удержаться на месте было совсем не так просто, как она предполагала. Казалось, словно Дима неведомым образом зацепился руками за ее нервы и жилы и тянул ее к себе.