Воскреснуть, чтобы снова умереть - Ольга Геннадьевна Володарская

— Могу я еще раз спросить про знак, который послал вам Будда?

Она готова была снова закрыться, но почему-то передумала:

— Я уже была беременной. В юности. Но родить мне не дали, отправили на ужасную процедуру… Она даже хуже аборта. Тяжелее и морально, и физически. После нее я лежала в палате и не могла подняться. Меня просто не слушались ноги. Я думала о ребенке (это был мальчик) и плакала, плакала. А однажды я проснулась от щекотки. Открыла глаза и увидела стрекозу. Она сидела на моем лице и перебирала крылышками. Как она оказалась в больничной палате, расположенной на последнем этаже, еще и в апреле, — загадка. Но в тот день я пошла на поправку… — Маша улыбнулась своим воспоминаниям. — В пещере на меня тоже села стрекоза. Как она туда залетела? И почему села именно на меня? Да еще в тот момент, когда я отправила запрос во вселенную?

— Это точно знак! — Боря сказал то, что она хотела услышать.

— Надеюсь, беременность наступила и я скоро стану мамой.

— Не так уж скоро, даже не в этом году, но… Я рад за вас, — Марков приглашал ее сесть рядом, похлопывая по лавке, но Мария проигнорировала его действия. Пришлось ему встать. — Отец ребенка Витас?

— Нет.

— Нет? — Он был крайне удивлен. — Тогда кто?

— Это не важно.

— Я не из любопытства спрашиваю.

— Разве?

— Витаса убили, и это могли сделать вы.

— После того как переспала с ним? Вы меня путаете с самкой богомола.

— Мало ли что произошло между вами после секса. Он мог повести себя по-свински, вы — разозлиться.

— И скинуть его с галереи? Мне же, богатырше, это раз плюнуть!

— Но вы были у него в домике, так? Не отрицайте, я это точно знаю.

— Откуда?

— Вы там обронили кое-что, я нашел.

— Резинку для волос? — Она машинально тронула их. Густые, пышные, они вечно мешались, и Маша собирала их то в хвост, то в косу, и всегда при себе имела резинки. Они часто терялись, поэтому она покупала сразу наборы. — Где она?

— Выбросил. Так что вам ничего не угрожает… — И добавил через паузу: — Пока.

— Вы ведь не думаете, что это я убила Витаса?

— Я на это надеюсь, потому что вы мне симпатичны. Но вы не хотите со мной откровенно поговорить (хотя я уже знаю одну вашу тайну), и это меня настораживает.

— Да, я приходила к Витасу. Сделала так, как вы советовали. Но он меня отверг.

— Во сколько это было?

— Точно не могу сказать.

— Приблизительно? Вы сразу после нашего разговоры отправились в дом на холме?

— Сразу после нашего разговора я отправилась плакать к реке. От обиды.

— На меня?

— Скорее, на жизнь. Когда эмоции поутихли, я вернулась в наш с братом номер, легла. Вот только уснуть не могла. Я ругала себя за то, что так быстро сдалась.

— Что делал в это время Саша?

— Спал. Он пользуется берушами, еще и одеялом с головой накрывается и ничего не слышит. — Она радовалась этому, потому что если бы Саша проснулся, то она никуда бы не ушла. — Я чуть прихорошилась и отправилась в дом на холме.

— Вам никто не встретился по дороге?

— Нет, но мне казалось, я слышала чей-то шепот. Решила, что это наши юные влюбленные засели в укромном уголке и шушукаются. Чтобы меня никто не увидел, я сошла с главной дорожки на тропу и пробиралась по зарослям.

— Витас сразу впустил вас?

— У него было не заперто.

— Дом или комната?

— Ни то, ни другое. Я вошла сначала в дом, потом, поднявшись по лестнице, в комнату.

— В какую из двух?

— В гостиную. Витас стоял спиной к приоткрытой двери. Пил какой-то темный алкоголь, наверное, виски, я не разбираюсь. Услышав мои шаги, он проговорил: «Передумала?» Затем повернулся.

— Удивился, увидев именно вас? Явно он ждал кого-то другого.

— Да, но… Скорее, приятно.

— Удивился? То есть был рад вам, а не той, другой? Интересно.

— Меня это удивило, но и подстегнуло. Я стала откровенно ему предлагать себя. Нести ту чушь, которую вы мне навязали.

— Поверил?

— Да.

— А говорите «чушь», — усмехнулся Борис.

— Витас предложил мне выпить, я отказалась, естественно, и начала заманивать его в постель. Получалось неуклюже, но на него подействовало. Густавсен отставил бокал, скинул рубашку…

— Тут вы что-то ляпнули и все сорвалось?

— И да, и нет. Витас спросил, сколько мне лет. Я ответила. Думала, его расстроит мой «преклонный» возраст, ан нет: еще пуще обрадовался и проговорил: «Сорокалетних девственниц у меня еще не было».

— Но вам еще нет сорока.

— И я, как вы уже поняли, не девственница.

— Ему это не понравилось?

— Витас сразу потерял ко мне интерес. То есть я его только как старая дева привлекала. Он хотел сорвать цветок моей невинности, только и всего.

— Коллекционеров девственниц довольно много, особенно среди богатых и праздных.

— Меня с такими людьми жизнь не сталкивала, я из другого социального слоя: бедных и работящих. Поэтому обозвала Витаса «придурком», сказала, что пришла к нему на спор и не собиралась с ним спать. После этого ушла.

— Но не к себе в номер?

— Нет.

— А к кому?

— Это уже не относится к делу, — резко сменила тон Мария. Хватит с нее откровений! — Я не собираюсь удовлетворять ваше любопытство.

— Извините.

— Пойдемте назад? Саша, наверное, уже заждался меня.

— А он знает?

Маша упрямо сомкнула губы. Их семейные дела не касаются никого. Курецкие вдвоем против всего мира. Но скоро их (с божьей помощью) станет трое, и тогда им все будет нипочем!

Глава 4

Она взяла рюкзак за дно, перевернула его и потрясла. Те немногие вещи, что Али не выложила, упали на застеленную атласным покрывалом кровать. Она перебрала их, но паспорта так и не нашла.

— Куда же я его задевала? — недоуменно пробормотала Алия.

Точно не в сейф, она никогда не пользовалась этими железными ящиками на кодовых замках. Денег у нее при себе много не бывает, драгоценности она не носит, а документы ее кому нужны?

— Вроде я сюда его убирала, — продолжила разговор с самой собой Али, подойдя к трюмо с ящиком. Но, выдвинув его, увидела только распечатанную медстраховку и ключи от дома.

Зазвонил телефон. Али глянула на экран и улыбнулась. Звонил ее муж Андрюша.

— Привет, солнышко.

— Я тучка, — услышала она. — Хмурая и набрякшая влагой.

— Только не реви, прошу.

— Когда ты вернешься? Я без тебя погибаю…

— Послезавтра.

— Как еще долго, — простонал Андрюша.

Он был очень эмоциональным, ранимым,