Клео. Как одна кошка спасла целую семью - Хелен Браун

Окленд мог дать Робу шанс: возможно, здесь в школе требования окажутся не настолько строгими и обстановка поспокойнее. Правда, я даже не ожидала, что это будет такая «расслабуха». На стенах, как внутри, так и снаружи, не было ни клочка свободного места: все завешано яркими детскими рисунками. Оснащение игровой площадки (бетонные трубы, громадные деревянные катушки для тросов) напоминало остатки крупного дорожного строительства. Новая учительница Роба, миссис Робертс, оказалась женщиной с шапкой рыжих волос и глазами цвета морской волны, в которых играли какие-то нездешние искорки. Поправив на плечах шелковую шаль с эффектными разводами, она походя, как о чем-то будничном, заметила, что у моего сына чудесная аура.

— Она сторонница нетрадиционных методов, — сказала я Робу, пока мы пробирались по гигантской трубе назад, к машине. — Со всеми вытекающими.

— Как это?

— Здесь от тебя не будут требовать слишком многого. Если не захочешь ходить на уроки лепки, тебе предложат что-нибудь другое на выбор, ну там… театр или танцы. Здесь никто не знает Сэма. Тебе здесь не придется быть тем самым мальчиком, у которого умер брат. Ты будешь просто собой.

Тогда я еще не осознавала, что подобрала крайне неудачные примеры: танцы, театр и лепка — не самые подходящие занятия для мальчика, построившего столько моделей самолетов, что его комната стала напоминать миниатюрную версию Битвы за Англию.[8]На пляже, пока другие дети беззаботно скакали в волнах, он часы напролет конструировал из песка сложнейшие города, с водопроводом и висячими мостами. Мне бы следовало догадаться, что такой мальчик вряд ли наденет трико в обтяжку, умоляя дать ему роль принца в «Лебедином озере». Тем не менее Роб решил попытать счастья в этой школе.

Теперь мне предстояло найти кого-то надежного, заслуживающего доверия, симпатичного и абсолютно безупречного, чтобы присматривать за Лидией. Хотя Джим и пообещал мне свободный график работы, я понимала, что на работу придется ходить почти каждый день. У меня сердце обливалось кровью при мысли, что придется доверить годовалую Лидию чужому человеку.

Мне нужно, объясняла я в агентстве, нечто среднее между Мэри Поппинс и Девой Марией. Служащая рассмеялась, но то не был циничный смешок злодеев, готовых подослать клиентам детоубийцу в костюме няни. Это был прозрачный, как кристалл, понимающий смех.

— В моих списках есть в точности то, что вам нужно, — сказала она. — Зовут няню Энн Мэри, и, хотя трудно в это поверить, она сейчас свободна. А ведь у нас очередь выстроилась из желающих, чтобы она работала именно у них. Вам сначала нужно выяснить, согласится ли она работать именно у вас.

Няня будет проводить собеседование с нами?

Послужной список Энн Мэри был выше всяких похвал. Она не только прошла обучение в престижной Норландской школе нянь в Лондоне, но и вырастила четырех собственных детей.

Я ощутила благоговейный трепет, когда она возникла у нашего порога, с ног до головы в белом и пастельно-розовом, без единого пятнышка. Туфли ее сияли, как пара снежков. Карие глаза излучали тепло, особенно когда она увидела Лидию (которая расположилась к новой няне с первого раза). Когда моя малышка просияла, увидев чужую тетю, подняла пухлые ручонки и обвила их вокруг шеи Энн Мэри, я почувствовала укол ревности — подобное приходится испытать любой матери, в первый раз передающей свое дитя с рук на руки тому, кто будет о нем заботиться.

Спустя день напряженного ожидания зазвонил телефон. Энн Мэри сообщила, что согласна и принимает наше предложение.

Мне даже не верилось, что меня ждет счастье — снова работать в газете. Я успела подзабыть, как сильно скучала без всех этих унылых/забавных/умных/несносных типов, населяющих редакцию. Как любой скиталец, после долгих странствий возвращающийся в родное племя, я почувствовала, что наконец попала на свое место — как и множество других неудачников, избравших журналистику, потому что ни в одной другой отрасли никто не стал бы терпеть их и мириться с причудами и антиобщественным поведением.

Мне полюбилась Мэри, очаровательная, неуверенная в себе ирландка, освещавшая в газете вопросы моды, а также Колин — он писал о рок-музыке; его меланхолия была так обаятельна, что женщины липли к нему, как к смоле. Тина, редактор отдела, всегда взвинченная, в любой момент готовая взорваться гневом. Но временами ее маска Снежной королевы таяла, открывая чудесное, неравнодушное сердце. Николь, ведущая раздела о телевидении, была эффектнейшей блондинкой с ногами, которые она явно похитила у Марлен Дитрих. Я подозревала, что Николь не тратит время на общение с простыми смертными. А оказалось, что она, как и я, почти подростком выскочила замуж, а сейчас барахталась в болоте развода и решения вопроса о попечении над детьми. Николь была такая же побитая жизнью и такая же странная, как большинство из нас, но становилась цепкой, словно терьер, когда впивалась зубами в очередной сюжет. Я всех их просто обожала.

А какое удовольствие получала я от того, что снова нужно было прилично одеваться. За последние десять лет в моем гардеробе появлялись только комбинезоны или спортивные штаны, платья для беременных да халаты (все это преимущественно серого, бурого и черного цветов). Как освежающе, как искрометно было облачиться в костюм цвета фуксии, да еще и с кобальтово-синим шарфиком (преступление против стиля, как я понимаю сейчас). Я каждое утро наносила макияж, училась ходить на каблуках — и это было захватывающе, просто классно! Я чувствовала себя Золушкой, которая только что поняла: бал не окончен, все только начинается. Музыка звучит громче, гости дурачатся и веселятся, и меня зовут, зовут снова надеть хрустальную туфельку сорок четвертого размера и вернуться в зал.

Я должна была писать очерки на общие темы и не очень заморачивалась насчет того, какие темы мне предложат. Меня вполне устроило бы, скажем, если бы мне поручили написать о постельных клопах. Но выяснилось, что Джим и Тина верят в меня сверх всякого разумения. Они рассчитывали, что я буду лихо интервьюировать заезжих знаменитостей вроде Джеймса Тейлора и Майкла Кроуфорда, они отправляли меня встречаться не только с артистами, но также и писателями, например Маргарет Этвуд или Терри Пратчеттом. Полное безумие, но мало этого, они доверили мне побеседовать со свиноподобным премьер-министром нашей страны и даже (Господи, прости) с президентом Ирландии Мэри Робинсон. Очень скоро я узнала, что чем люди выше стоят на социальной лестнице (в мировом масштабе!), тем скромнее и демократичнее они держатся, даже несмотря на усталость от многочасового перелета, без которого в нашу аграрную глубинку не добраться. Мэри Робинсон куда больше оживилась, когда разговор зашел о том, как она помогает детям с домашними заданиями, сидя за кухонным столом, чем при обсуждении всех прочих вопросов. (И это было очень кстати. Признаюсь, в международной политике я разбиралась не в пример хуже.)

Джим поручал мне также писать редакционные статьи, тогда я устраивалась поудобнее и во всех подробностях, не жалея красок, излагала взгляды нашей редакции на любые проблемы, от атомной энергии до зоопарков. Правда, сотворив такую статью и при этом уложившись в отведенные сорок минут, я чувствовала себя так, точно меня разогревали в микроволновке на максимальной мощности.