История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Наступила ночь, освещаемая пожарами догоравших селений: Эйсдорфа, Гершенов, Раны, Кайи и Старзиделя. Вместо грома выстрелов настала глубокая тишина, прерываемая лишь стонами раненых. Одна из французских колонн наткнулась в темноте близ Раны на прусскую бригаду Штейнмеца: пехота, сложив ружья в козлы, отдыхала; кавалерия уже собиралась кормить лошадей. Неожиданное нападение неприятеля привело войска в беспорядок; тем не менее, однако же, они вскоре оправились и отразили атаку. Блюхер, выведенный из терпения дерзостью французов, решил отплатить им ночным нападением и, испросив согласия на то у графа Витгенштейна, поручил полковнику Дольфсу, с 11 (по другим сведениям – с 9) эскадронами атаковать неприятеля. Направившись левее Раны, он должен был в совершенной темноте перейти через дорогу из Сессена в Гросс-Гершен, пролегающую местами по глубоким оврагам, причем многие из его всадников весьма опасно ушиблись. Несмотря, однако же, на это, прусская кавалерия проскакала между батальонами Старой гвардии, едва успевшими свернуться в каре. Наполеон тогда находился не более как в 200 шагах от этих каре; вся его свита рассыпалась; никто не мог его отыскать, и в продолжении нескольких минут многие спрашивали друг друга: «Где император?». Приказано было подвезти орудия и стрелять картечью; наконец – французы оправились. Прусская кавалерия была принуждена отступить поспешно и рассеялась до того, что некоторые части присоединились к своим полкам уже за Эльбой. Атака не имела никаких решительных последствий, и даже, напротив того, расстроила участвовавшие в ней прусские полки. Но зато моральное влияние ее было чрезвычайно: французская армия отошла несколько назад; пехота провела всю ночь в каре и часть войск оставалась под ружьем в беспрестанном ожидании нового нападения50. Сам же Наполеон, в 11‐м часу, уехал в Люцен51. Союзные монархи также оставили поле сражения. В темную ночь, с пособием фонаря, провожаемые фельдъегерем, указывавшим им путь, отправились они через Стенч и Пегау в местечко Гройч, где и расположились на ночлег в ожидании нового боя52.

Между тем, еще в 9 часов вечера граф Витгенштейн созвал на совещание главных начальников войск. На высоте впереди селения Вербена собрались вожди для решения вопроса: надлежало ли возобновить бой или отступать? Граф Витгенштейн, насколько можно было судить из первых его слов, желал сразиться снова. Но многие обстоятельства заставляли его сомневаться в успехе боя. Известно было, что Бюлов вытеснил неприятеля из Галле, но зато Клейст, принужденный очистить Линденау и Лейпциг, отступил к Вурцену, и Лористон, еще в 3 часа пополудни, занял Лейпциг, что подвергало союзников обходу с правого фланга и потере сообщений с Эльбой. Сверх того, на самом поле сражения российско-прусская армия уже была охвачена с обоих флангов неприятельскими войсками. Наполеон, как было известно, надеялся присоединить к своей армии около 40 000 человек и сохранил сильные резервы, а союзники, напротив того, могли ввести в дело не более 25 000 человек свежих войск, именно: 11 500 человек Милорадовича; 5600 человек гвардейской пехоты; около

2000 гренадер и 6000 человек кавалерии. Уверяли еще, будто бы русская артиллерия не имела достаточного количества зарядов для второго сражения, по значительному отдалению парков, отставших от армии, но это показание не оправдалось впоследствии53. Граф Витгенштейн, не отваживаясь принять на себя ответственность в решении предложенного им вопроса, немедленно отправился в главную квартиру союзных монархов, находившуюся в Гройче. Объяснив императору Александру все изложенные обстоятельства, Витгенштейн испросил соизволение государя на отступление к Эльбе. Но надлежало еще согласить к тому прусского короля, что было нелегко. Фридрих-Вильгельм, предприняв войну, которая, в случае успеха, могла восстановить величие Пруссии, а при неудаче грозила совершенным уничтожением самобытности государства, должен был всего более страшиться занятия прусских областей войсками Наполеона. Император Александр отправился к королю сам, и, приказав разбудить его, объяснил положение дела. Убеждая своего союзника и друга в необходимости отступления за Эльбу, благодушный Александр не мог скрыть душевного волнения, его томившего. Король, заметно огорченный, отвечал с некоторой запальчивостью: «Знаю уже, что, если только мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, а пойдем за Вислу, и мне придется снова побывать в Мемеле». Император Александр напрасно истощал доводы о выгодах отступления; король не изменил своего мнения, и по уходе государя, вскочив с постели, подошел к окну и с грустью сказал: «Точно так же, как при Ауэрштедте!» На следующее утро он был весьма расстроен и успокоился не прежде, как после свидания с раненым Шарнгорстом в Альтенбурге. По-видимому, Шарнгорст рассеял сомнения короля и убедил его в необходимости неразрывного союза с императором Александром54.

Сражение при Люцене стоило французам убитыми и ранеными вообще до 15 000 человек. В числе убитых были начальник штаба 3‐го корпуса, дивизионный генерал Гуре и бригадный генерал Грунер; в числе раненых: дивизионные генералы Жирар и Бренье и бригадные Шемино и Гильо. Союзники захватили в плен до 800 человек и взяли с боя 5 орудий. С нашей стороны урон был также значителен. По официальным сведениям, прусские войска вообще потеряли до 8000, а русские до 2000 человек; но, приняв во внимание, что 2‐й пехотный корпус, по показанию самого принца Вюртембергского, потерял из 8700 человек, бывших в деле, 87 офицеров и 1637 нижних чинов, найдем, что урон союзных войск весьма лишь немногим уступал неприятельскому. В числе убитых и раненых было много прусских волонтеров, покрывших себя славой в этом сражении, а также офицеров всех родов войск: пехотная бригада Редера потеряла из 159 офицеров 74; в фузилерном батальоне Карналя убиты три офицера и ранены все остальные. Убит принц Леопольд Гессен-Гомбургский при атаке Гросс-Гершена, где впоследствии ему воздвигнут памятник. Ранены: Блюхер, довольно легко в руку, Шарнгорст, умерший по достижении Праги, на пути в Вену, куда он отправился, после сражения при Люцене, по поручению короля Фридриха-Вильгельма, генерал-лейтенант Коновницын, генерал-майор Пышницкий и прусский генерал-майор Гюнербейн. Пленных наших было очень мало, потому что ни в каком сражении не было так много повозок для уборки раненых, как под Люценом55.

В награду за Люценское сражение граф Витгенштейн получил орден Св. Андрея Первозванного, Блюхер – Св. Георгия 2‐й степени. Тормасов, по болезни, уехал из армии и был назначен членом Государственного совета. Генерал Йорк получил орден Железного креста 1‐го класса.

При составлении реляций сражения под Люценом император Александр приказал графу Витгенштейну поместить от себя, в заключение донесения, следующие, собственноручно написанные государем слова: «Вообще не могу довольно отдать справедливости войскам, сражавшимся в сей достопамятный день перед глазами своих государей, как храбрости их, так и порядку, с коим под жарчайшим огнем все движения были исполняемы. Вслед за сим не премину я представить об отличившихся».

Нельзя не согласиться с мнением Гнейзенау, что основная идея сражения при Люцене была столь же хороша, сколько исполнение ее было дурно. И в самом деле – что могло быть выгоднее для союзников? Неприятельская армия была застигнута врасплох и атакована войсками, превосходными по числу и качеству. Союзники имели на своей стороне средства не только победить, но и воспользоваться победой: их кавалерия была несравненно многочисленнее и лучше неприятельской. Но, вместо того, хотя российско-прусская армия и не была побеждена, хотя она удержала за собой место, ею занятое в начале боя, и неприятель не мог похвалиться трофеями, однако же союзники были принуждены отступить и как будто бы отказаться на время от принятой ими на себя роли – освободителей Германии. Главной, и даже можно сказать, единственной причиной таких неожиданных результатов была медленность действий.