Королева-дракон - Диана Хант

Пока я, потрясенно икая, пыталась переварить услышанное, Юля произнесла побледневшими губами:

— Он сказал, что посланница Инари уничтожит наш мир, — выдохнула Джун и закрыла рот ладонью.

Кицунэ задумчиво приподнял бровь.

— Никто, кроме него, не знал, что сказано в пророчестве, — задумчиво сказал мастер Горо. — Удалось восстановить лишь несколько слов…

— Чего хочет Ковен? — бесцветным голосом спросила Юля.

— Возвращения принцессы в истинный мир.

— Нет.

— Ты не можешь противостоять Ковену, госпожа Джун.

— Я противостояла Мичио Кинриу, — возразила Юля. — Не думаешь же ты, что меня испугают угрозы Ковена?

— Посмотри сама. Принцесса не принадлежит этому миру.

— Думаешь, ты открываешь мне глаза? — взвилась Юля. — Я прекрасно вижу, спасибо. Но как ты думаешь, что ожидает ребенка, который является потенциальной угрозой для целого мира?

— Ты думаешь, Ковен несет угрозу для драконицы? Единственной в мире, как некогда была Инари?

Джун уронила лицо в ладони и какое-то время сидела молча. Мастер Горо косился на нее, несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но потом снова переключался на дорогу.

— Дракон внутри нее растет, сметая все на своем пути, — сказал он, наконец. — Что ты будешь делать, когда они придут за ней?

— Не придут, — поднимая лицо, сказала Юля. Бледная, на лице ни кровинки, в глазах решительность, нижняя губа закушена. — Сила Мичио Кинриу связала меня с дочерью. Таково было мое желание. Никто не вправе забрать ее у меня.

Кицунэ кивнул, сдвинув брови.

— Поэтому тебя и зовут назад, госпожа Джун.

— Нет.

— Что ты будешь делать, когда Ковен поймет, что уговоры бесполезны? Когда примет меры?

Юля невесело улыбнулась.

— Я закрою для себя врата.

Какое-то время ехали молча.

— Хорошо, госпожа Джун, — сказал мастер Горо. — Я скажу Ковену, что ты обещала подумать. За это время ты найдешь выход. Но когда твоя дочь достигнет совершеннолетия, она будет решать. За ней придет вызов из Альма-матер, и дракона потянет домой.

— И моя дочь, и ее дракон будут к тому моменту достаточно взрослыми и сильными, чтобы постоять за себя.

Кицунэ усмехнулся. Глядя в зеркало заднего вида, он вывернул руль, чтобы поставить машину на стоянку.

— Тебе кажется, что впереди много лет, — сказал он. — Но дети растут быстрее, чем хочется.

Юля не ответила.

— Я услышал тебя, госпожа Джун, — вздохнув, сказал кицунэ. — Пока я — страж врат, никто не потревожит тебя. Живи счастливо и расти драконенка.

— А потом? — спросила Юля. — Ты сказал: пока я — страж врат…

Кицунэ хитро улыбнулся.

— А потом, должно быть, придется вернуться к преподаванию. Юному дракону предстоит многому научиться.

— Но не раньше, чем она вырастет, — нахмурилась Джун. — Я хочу, чтобы у моей дочери было детство, достойное принцессы.

— Обещаю, кицунэ будут присматривать за юным драконом, — сказал мастер Горо. — Никто от меня не узнает, что твоя дочь — посланница Инари. Ковену остается только строить предположения. Мичио Кинриу позаботился о том, чтобы никто не узнал правду.

— Спасибо, Горо, — сказала Юля и выдохнула с облегчением.

— Но когда принцесса вырастет, сама захочет вернуться домой. В небо.

— Я сделаю все от себя возможное, чтобы это случилось не скоро, — упрямо сказала Джун. — Когда Таша вернется в истинный мир, она сможет за себя постоять. И, если надо, бросит вызов самому Ковену.

Слушая на заднем сиденье такси восторженный рассказ Таши о том, как замечательно прошел ее день, и как она чуть не взлетела, когда прыгнула со второго этажа строящегося дома, и как здорово и интересно оказалось в больнице, и как все бегали и кричали, размахивая руками, а громче всех, как всегда, Сеафима Константинна, и как интересно в палате кардиологического отделения, где нужно играть в специальную игру: сидеть тихо-тихо, как мышка и пить какао с печеньем, Юля тревожно смотрела в зеркало заднего вида: следом за машиной такси ехал черный «Брабус». (1bd23)

Интуиция подсказывала ей, что не стоит остерегаться незнакомца. Это был не первый и уж точно не последний мужчина, который ей заинтересовался.

Когда все тревоги (по-крайней мере, этого дня) отошли на второй план, Юля вспомнила проницательный взгляд, бархатные и какие-то уютные нотки в голосе и даже пожалела, что у мужчины не было никаких шансов.

Потому что ни разу в истории истинного мира не случалось так, чтобы человек мог составить конкуренцию дракону. Пусть этот дракон жил только в воспоминаниях.

Возвращение в Долину Знаний сильно задержало нападение грифиров в то время, что мы остановились у моих бабушки и дедушки. Твари налетели ранним утром, причем в таком количестве, что полностью закрыли отвратительно пищащей массой небо.

Пока драконы и маги «расчищали путь», мне приходилось отсиживаться в осаде. Несмотря на желание поучаствовать в охоте, приходилось признать, что мое в ней участие может привести к необратимым последствиям, сиречь еще большему повреждению магического фона, а значит, еще более мощной атаке этих тварей.

Поэтому в пути мы задержались на целую неделю. Все это время я ходила (когда не летала), как прибитая, под впечатлением того, что узнала из воспоминаний Джун. Не каждый день узнаешь, что твое существование само по себе — угроза для целого мира. Причем мира, который ты успела всем сердцем полюбить. Возможно потому, что несмотря на долгую разлуку все-таки помнила…

Я стала плохо спать. Стоило провалиться в неглубокое тревожное забытье, как накрывало волной кошмаров: вот вокруг меня разгорается огонь, которой сметает все на своем пути. В нем гибнут люди, трава, деревья… другие драконы… Я кричу изо всех сил, но мой крик тонет в оглушительном треске пламени. Огонь разрастается и закрывает небеса, где, окруженная огненными сполохами, источает пламя и ревет какая-то красная драконица… Я просыпалась от собственного крика в холодном поту и принималась в тысячный раз думать, что же делать, как помочь этому миру и остаться в живых самой… И кроме одного, ничего не могла придумать. Мне придется уйти. Обратно. В зеркальный мир, без магии и драконов. Там я тоже смогу летать… в кабине пилота. Но что будет с Золотой? Что будет с моим драконом, если уйду отсюда? Мысли об этом были такими нестерпимыми, такими болезненными…