Убит по собственному желанию - Алексей Макеев

– Нет, я, конечно, никакой не актер, просто в школьные годы немного занимался в театральном кружке при дворце пионеров. И вот когда один молодой человек из городского отдела культуры обратился ко мне с предложением поддержать сбор средств на нужды детских домов, я с радостью согласился. Да, с радостью! Вдруг мне представилась возможность тряхнуть, так сказать, стариной. И не просто так, а с пользой – собирая деньги для детей. Так что, если захотите проверить, пожалуйста: обращайтесь в городской отдел культуры, там вам покажут афишу спектакля. И подтвердят, что бизнесмен Павел Мельников действительно 16 сентября выступал на сцене. И еще двести с чем-то зрителей могут подтвердить. И Рома Гельфанд может.

– А как долго продолжался спектакль? – спросил Гуров.

– Собственно спектакль начался в семь вечера. Но мы, естественно, собрались в драмтеатре гораздо раньше, часа в четыре. Мы ведь все же не профессиональные артисты, навыков нужных нет. Да и репетиций было всего несколько. Так что мы часа три репетировали. Всего я пробыл в театре в тот день с четырех до одиннадцати часов.

Да, такого Гуров не ожидал! Он даже слегка растерялся. Подобное алиби подозреваемого встречалось в его практике впервые. «Действительно, этот Мельников – незаурядный человек, – подумал он. – Кажется, возразить тут нечего. У него несокрушимое алиби, и из списка фигурантов его надо вычеркивать».

В сущности, допрос на этом можно было прекращать. Ведь если подозреваемый не имел физической возможности совершить инкриминируемое ему деяние, потому что всю вторую половину дня находился на глазах многочисленных свидетелей, то совершить преступление он никак не мог. И все дальнейшие расспросы – например, о том, видел ли Мельников когда-либо автомобиль Гурьянова, знает ли, где расположен детский сад, куда ходил сын погибшего, – все они теряли смысл. Надо было переключать все внимание на последнего человека из «списка шести» – владельца таксопарка Цыплакова. Однако Гуров не мог просто так признать свое поражение. И он задал еще один вопрос:

– Вы сказали, что вместе с вами в спектакле выступала ваша жена. Она что, тоже предприниматель?

– Что, Ирина? – отреагировал Мельников. – Ну, какой она предприниматель! Так, зарабатывает понемногу…

– Недвижимость в аренду сдает? – уточнил Лев.

– И это тоже. Я ей отдал в управление несколько домов, пусть порулит. Ей всегда хотелось покомандовать. Но главная ее гордость – это сеть кондитерских и пекарен. Она сама готовить любит, в особенности печь. Хлеб печет замечательно! Ну, я ей и выделил деньги, чтобы создала собственную пекарню. Она основала сначала одну, потом вторую… Сейчас у нее их шесть штук. Дохода особого они не приносят, но и убытка нет. А главное – жена довольна, у нее есть дело, в семье мир и покой. А что еще нужно человеку для счастья?

– Пожалуй, ничего, – согласился Гуров.

Отпустив Павла Мельникова, Лев первым делом направился в криминалистическую лабораторию и разыскал фотографа Андрея.

– Ну как, получились снимки? – спросил он.

– А, вы про ухо вашего Мельникова? – отозвался фотограф. – Все прекрасно получилось. Вот, смотрите. Вот диск, а тут пленка. Я, знаете, продолжаю по-старинному работать. Пленка как раз успела высохнуть. – И он передал сыщику диск и пакет со снимками.

Да, вот в чем преимущество прежней, пленочной технологии – носитель информации не нужно было никуда вставлять, не нужен был монитор – все можно было увидеть прямо здесь, в коридоре.

Гуров взглянул на один снимок, на второй… И в душе его шевельнулось угасшее было азартное ощущение. Черт побери, он мог бы поклясться, что видел точно такую форму уха – видел ее у человека, шедшего с журналистом Угрюмовым по тоннелю! «Может быть, по Гурьянову у него и есть безупречное алиби, – подумал Лев, – а вот насчет Угрюмова это еще неизвестно. Да мы его и не рассматривали в связи с гибелью Угрюмова, он у нас только по Гурьянову проходил. А тут еще жена! Ведь это его жена Ирина упоминалась в деле, которое вел Конягин. Выходит, актер и пчеловод Павел Мельников связан с тремя из четырех смертей. Такого, кажется, не было ни с одним из наших подозреваемых. Но не будем слишком большими оптимистами. Не стоить думать, что Мельников – тот самый человек, которого мы ищем, просто не надо сбрасывать его со счетов. А пока можно заняться таксистом Цыплаковым».

Он поблагодарил фотографа, отнес снимки в свой кабинет и посмотрел на часы. Шел уже одиннадцатый час вечера. Начинать сегодня какое-то новое дело не было смысла, тем более не имело смысла вызывать кого-то на допрос. Гуров решил позвонить майору Березину.

Услышав в телефоне голос майора, он спросил:

– Ну как дела, майор? Собрал нужные данные по своему таксисту?

– Да ну их, эти данные! – взволнованно воскликнул Березин. – Тут не до них. У нас тут самое настоящее ЧП! Мне только что сообщил наш сотрудник, что Цыплаков исчез из дома!

– Что значит «исчез»? Уехал?

– Скорее всего – да, уехал. Но не просто уехал, а сбежал! Я уже объявил по городу план «Перехват». Доложил руководству. Теперь, конечно, получу нагоняй, но тут уж ничего не поделаешь…

– Ладно, твой нагоняй меня не очень интересует, лучше суть дела изложи. Что тебе сказал твой сотрудник?

– Понимаете, я дал задание двоим ребятам, которые у нас в Управлении занимаются наружным наблюдением, установить слежку за Цыплаковым, – начал рассказывать Березин. – Мне нужно было знать его распорядок дня, привычки, – в общем, все, вплоть до любимых блюд. Один сотрудник «пас» подозреваемого, когда он уезжал на работу, а второй поджидал его у дома и следил за домом до самого утра. Как видно, этот второй сотрудник, Ялалов, повел себя неосторожно и в какой-то момент попался Цыплакову на глаза. А тот все же мужик опытный, с лагерным прошлым. В общем, он, видимо, понял, что за ним установлено наблюдение. Понял – и запаниковал.

– И в чем эта паника выразилась? – спросил Гуров.

– Сегодня он вернулся с работы раньше, чем обычно. Обычно не возвращается раньше девяти, а тут приехал уже в семь. Занавесил все окна, так что с улицы не видно было, что делается в доме. Моего Ялалова это насторожило, и он активизировал свою агентурную сеть…

– Он кого-то из слуг подкупил?

– Точно так. Горничную Настю. И эта Настя успела улучить минутку и позвонила моему оперу. Сказала, что хозяин мечется по всем комнатам и собирает вещи. Рвет какие-то бумаги, жжет их в камине. Настя еще что-то хотела сообщить, но не успела. Как она потом рассказала Ялалову, хозяин заметил, что она говорит по телефону, отобрал аппарат, а ее саму запер в кладовке. Она только недавно сумела выбраться, когда его уже не было.

– Хорошо, и как дальше развивались события?

– Наш опер хотел звонить мне, доложить, но едва успел набрать мой номер, как увидел, что ворота гаража открываются, и выезжает «Лендкрузер». Это одна из машин Цыплакова, он на ней за город ездит. Ялалов решил, что докладывать некогда, важнее проследить, куда подозреваемый поедет, и устремился за ним. Однако Цыплаков сразу заметил слежку. На одном из перекрестков проскочил на красный свет – и оторвался от моего опера. Тот еще пытался продолжить погоню, но не догнал и уже тогда доложил мне.