Восточное наследство - Андрей Анисимов

Конкуренцию не создавал.

— Откуда вы знаете, что не музыкант? — схватился Ерожин.

— Говорят, бизнер, — глядя в сторону, изрек гитарист. — Зачем музыкантов мочить? У них деньги редко водятся. А мочат из-за денег.

— Все это лажа, — сообщил клавишник. — У бизнеров понт, тачки, маникухи. Они друг друга и мочат. А у нас дело есть, нам не до глупостей.

— Что вы хотите узнать? — внимательно взглянув Ерожину в глаза, спросил худрук, он же дежурный слесарь.

— В убийстве обвинили девочку. Хорошую, не шлюху, домашнюю девочку. Лифтер показал на нее. А девочка в это время была на даче.

— А кто дежурил, Зинка или Лукич? — поинтересовался трубач.

— На девочку показал Савелий Лукич, — ответил Ерожин.

— Девчонке не повезло, — сообщил гитарист. — Лукич дотошный. Если чего приметит. так от него не отмажешься. Дотошный, занудный, но не вредный. Зря гадить не будет.

— Что значит дотошный, нудный? — не понял Ерожин.

— Лукич типичный представитель старой партийной тусовки. Вечный общественник. Ну, из этих дурачков, что за правду. Его всю жизнь дурили, а он верил. Краснолобый дед. Вот что такое Лукич. Из неподкупных. От своего слова не откажется. Поэтому Толя и сказал, что девчонке не повезло. Вы удовлетворены? — закончил разговор худрук. — Извините, нам тут еще две части пройти надо.

Тишина московского вечера показалась Ерожину раем. В доме гасли окна. Ерожин взглянул на часы — время близилось к полуночи. Петр Григорьевич сел в машину и позвонил Аксеновым.

— У меня не так много информации. Может, перенесем встречу на утро? — предложил он Ивану Вячеславовичу.

— Какое утро?! Мы все вас ждем! — почти выкрикнул Аксенов.

Хотелось немного посидеть в тишине и одиночестве. Ерожин откинул спинку сиденья и, развалившись, принялся складывать, собирать, склеивать все, что удалось выяснить. Казалось, что раньше была верная мысль или даже слово. В сетях его памяти обычно сохранялось все. О чем говорил Кроткин на даче? Он беспокоился. Пришел на ум Ален Делон. И телевизор. Телевидение.

— Я тебя встретила на телевидении. Я тебя встретила, а ты не поздоровалась.

— Я не была на телевидении.

Вера и Надя упрекали Любу, что она их пару раз проигнорировала. Люба отрицала.

— Люба, почему ты со мной не поздоровалась в Останкино, помнишь, мы столкнулись в холле телецентра? — это говорила Вера.

Люба отвечала:

— Вера, у тебя галлюцинации. Я последний раз в Останкино месяц назад была.

Затем Надя:

— Люба, я не хотела говорить, но ты со мной тоже не поздоровалась. Три дня назад.

Люба отвечает:

— Три дня назад я жила на даче. Помнишь, мы еще с тобой, Вера, на поля ходили.

Затем острит Сева:

— Мистическое передвижение сестер в пространстве и времени.

Ерожин вспомнил и свое заключение:

— Кто-то из вас путает время и место.

При тусклом свете фонаря к помойке подошел бомж и углубился в содержимое контейнера. Закончив исследования, он растворился в темноте двора. Дождавшись своей очереди, бомжа заменили две драные кошки. Видно, и для них что-то осталось, потому они затеяли на помойке драку, сопровождая ее отвратительным воем. Ерожин включил фары. Кошки метнулись врассыпную. До Фрунзенской набережной по пустой Москве он доехал за" десять минут.

В квартире Аксеновых не спали. Старая генеральша мрачно бубнила в своей спальне. За годы одиночества Марфа Ильинична научилась беседовать сама с собой. Но наступал момент, терпение генеральши истощалось, и она фурией летела к сыну, выговаривая ему за пассивность. Затем хватала телефон и начинала названивать своим старым, некогда влиятельным друзьям. Но старики ее круга давно отошли от дел и в нынешнем государстве доживали, как тени. Никто с ними не считался. Они сочувствовали старухе, но помочь ничем не могли. Вдова снова забивалась в спальню и там поносила новую власть с ее продажными законами и моралью.

Аксенов мрачно пил водку в кабинете и на упреки матери не отвечал. Хмель Аксенова не брал. Кроткин ходил по квартире с мобильным телефоном в руках и, обтирая лоб полотенцем, пытался навести справки о тайне михеевского возвращения из Лондона. Девочки шептались у себя. Вера часто принималась плакать. Надя держалась. В ее сухих глазах светилось напряженное ожидание. Надя ждала Ерожина.

Не спал и германский кот Фауст. Он нервно бродил из комнаты в комнату, изредка издавая короткие мяукающие возгласы, и не притрагивался к фаршу, Одна Лена Аксенова старалась внешне сохранить покой и порядок. Она молча приготовила ужин и заварила чай. Безрезультатно пыталась приостановить процесс возлияний мужа. Машинально совершая домашнюю работу, она верила, что подобная несправедливость не может длиться долго. Скоро настанет момент, и чудовищное подозрение развеется, как дурной сон.

Кое-как успокоив семейство Аксеновых, Ерожин к двум ночи добрался до дома. Уснул сразу. Проснулся в семь, сварил кофе и, тщательно побрившись, сложил в свой маленький походный кейс необходимый дорожный набор — три пары носков, две рубашки, пару белья и бритвенные принадлежности. Прошелся по квартире, с сожалением оглядев немытую посуду и пыль на полу и на телевизоре. В восемь уже спускался на лифте. Поток машин на улицах нарастал, но до пробок еще не дошло.

Без пятнадцати девять Ерожин миновал проходную Петровки. Никиты Васильевича еще не было. Ерожин спустился этажом ниже в лабораторию. Юра Перчиков, сорокапятилетний вечный студент-очкарик выдал Петру Григорьевичу результаты анализов и медицинское заключение. Единственными серьезными уликами, найденными на Плющихе, оказались гильза и пуля от пистолета ПМ. Пуля отсутствовала, ею занимались баллистики.

Перчиков обещал результат их работы через час предоставить. Из медицинского заключения ничего нового Ерожин не узнал. Михеева застрелили в упор. Пуля задела правый желудочек сердца. Единственным любопытным штрихом медицинского обследования стал остаточный алкоголь. По предположению медиков, Михеев за сутки до смерти крепко принял.

Ерожин вернулся в кабинет Боброва, когда хозяин уже рылся в своих папках. Пожав Ерожину руку, Никита Васильевич сообщил, что сегодня в Шереметьеве он встретится со стюардессами лондонского рейса, на котором прилетел в Москву Михеев. Бобров, кроме этого, надеялся получить список пассажиров. Оставив Ерожина в кабинете за хозяина, Бобров укатил в Шереметьево. Ерожин пожелал ему успеха и углубился в акт осмотра квартиры на Плющихе. Кроме костюма, брюк, расчески и бумажника криминалисты ничего не нашли.

Через десять минут ворвался Перчиков и, потрясая бумажкой, закричал:

— Петя, с тебя бутылка! — и, не дождавшись реакции Ерожина, замолчал.

— Бутылка так бутылка, — согласился Петр Григорьевич, откладывая листок с актом. — Не тяни.