Игра в имитацию - Мила Гусева

— Ешь, — Ксавье устраивается напротив и пододвигает к ней тарелку с панкейками, немного испачкав пальцы в кленовом сиропе. Он машинально подносит руку к губам, кончиком языка слизывает липкую сладость, и от этого ничем не примечательного зрелища Уэнсдэй вдруг бросает в жар.

Она поспешно отводит взгляд, опасаясь снова потерять контроль — и, не зная, куда себя деть, молча принимается за еду.

Вопреки ожиданиям, приторная инсулиновая бомба оказывается довольно приемлемой на вкус. А возможно, просто сказывается голод.

Сама того не замечая, Аддамс опустошает добрую половину тарелки.

— Вкусно? — Торп наблюдает за ней с той же странной безмятежной улыбкой.

— Сойдёт, — уклончиво отзывается она и невольно моргает пару раз, вперившись взглядом в едва заметное пятно от горячей чашки на поверхности столешницы.

— У тебя сироп на губах… Вот тут, — он протягивает руку через стол, кончиками пальцев коснувшись уголка плотно сомкнутых губ.

И это мимолётное прикосновение действует совершенно немыслимым образом — по позвоночнику прокатывается волна колючих мурашек, концентрируясь приятной тяжестью внизу живота. Словно крошечный разряд электрического тока. Уэнсдэй выдыхает чуть громче положенного, вишневые губы слегка приоткрываются — и, разумеется, проклятый профессор тут же это замечает.

— Кажется, ты собирался на пробежку, — она тщетно пытается придать своему тону необходимую степень равнодушия, но выходит откровенно слабовато.

— Это подождёт, — его голос звучит немного хрипло, и Аддамс успевает мельком подумать, что контроль теряет не только она.

А секундой позже она резко вскидывает голову, напоровшись на потемневший от возбуждения взгляд глубоких малахитовых глаз.

И всё, просто всё.

Тотальное, сокрушительное фиаско.

Низменные желание плоти мгновенно одерживают верх в непродолжительной борьбе с суровым голосом рационального мышления. Болотная трясина снова смыкается над головой, не оставляя ни единого шанса выбраться.

Адское пламя между бёдер разгорается всё сильнее с каждой миллисекундой, заставляя мышцы внутри сжиматься вокруг пустоты.

Торп подскакивает со своего места так стремительно, что позади с грохотом опрокидывается стул. Аддамс невольно вздрагивает от неожиданно громкого звука, но мгновением позже сильные мужские руки смыкаются на талии, и всё остальное становится побочным и неважным.

Профессор рывком усаживает её на стол, опрокинув чашку с недопитым эспрессо — его ладони перемещаются на обнажённые колени, принуждая Уэнсдэй шире раздвинуть ноги.

Она рефлекторно вцепляется пальцами в острые края столешницы, пока его рука уверенно скользит по внутренней стороне бедра и решительно проникает под футболку, под которой нет совершенно никакой одежды.

— Да ты же чертовски мокрая… — прерывисто шепчет он, а длинные пальцы тем временем умело описывают круги на набухшем клиторе.

Она не может удержаться, чтобы не выгнуться навстречу раскованным прикосновениям.

И не может сдержать приглушенный стон, когда два пальца грубовато раздвигают нежные складочки и проникают глубоко внутрь, вскользь проходясь по месту наибольшего скопления нервных окончаний.

Едва не рыча от возбуждения, Торп наматывает на кулак распущенные смоляные локоны и тянет назад, принуждая Аддамс запрокинуть голову.

Горячие губы впиваются в шею жадным поцелуем, а затем и болезненным укусом.

Его пальцы быстро исчезают, оставляя после себя ощущение тянущей пустоты и требовательную пульсацию истекающих смазкой мышц — но всего долю секунды спустя Ксавье решительно дёргает шнурок на своих спортивных штанах. Уже абсолютно не отдавая отчёт в собственных действиях, Уэнсдэй помогает ему стянуть лишнюю одежду и нетерпеливо ёрзает, пододвигаясь ближе к краю стола. Сжимает твёрдый член подрагивающими от желания пальцами и сама направляет внутрь.

Первый толчок выходит болезненно-глубоким — но эта сладкая боль только сильнее распаляет возбуждение. Кусая губы в бесплодных попытках сдержать громкие стоны, Аддамс подаётся бёдрами навстречу каждому его движению, подстраиваясь под устойчивый быстрый темп. Стол начинает шататься, опрокинутая чашка скатывается на пол и разлетается на мелкие осколки.

Плевать. На всё плевать.

Уэнсдэй распалена настолько, что требуется совсем немного времени — пульсация мышц внутри разгорячённого тела стремительно нарастает. Концентрированное наслаждение накатывает и отступает горячими волнами — и всего пару минут спустя, когда Торп входит особенно глубоко, оргазм накрывает их обоих практически одновременно.

Железная хватка на её растрепавшихся волосах ослабевает, широкая мужская ладонь почти ласково скользит вниз по спине, словно пересчитывая хрупкие позвонки.

Сердечный ритм постепенно выравнивается, сбитое дыхание приходит в норму, но болотная трясина никак не отпускает — чёртов профессор смотрит ей прямо в глаза. Неотрывно, пристально, обезоруживающе внимательно.

И вдруг медленно опускает взгляд на искусанные вишнёвые губы. Oh merda.

Банальнейший, старый как мир намёк.

Но хуже всего другое — Аддамс почти не против. Почти. Титаническим усилием воли она напоминает себе, что всё происходящее — фальшь от первой до последней секунды, просто лживый спектакль для одного зрителя.

Ничего более. Ни эмоций, ни чувств, ни искренности. Он лжёт ей, она — ему.

— Мне нужно в ванную, — Уэнсдэй отворачивается в самый последний момент, и губы Торпа смазанным поцелуем касаются бледной скулы.

— А мне — на пробежку, — профессор отстраняется, торопливо поправляя одежду, и больше не пытается посмотреть ей в глаза.

Когда входная дверь негромко хлопает, она быстро спрыгивает со стола и практически бегом бросается в спальню. Рывком распахивает дверцы огромного шкафа — одна половина полок занята аккуратно сложенными вещами, зато вторая заставлена книгами и коробками со всяким барахлом.

Внимание Аддамс мгновенно привлекает сейф, стоящий на самой верхней полке — и хотя количество числовых комбинаций, которые можно составить из четырёх цифр, превышает десять тысяч вариантов, попробовать взломать код однозначно стоит. Большинство людей выбирают самые банальные сочетания. Например, последовательность от одного до четырёх. Или от четырёх до одного. Или свою дату рождения. Или год рождения.

Не тратя драгоценное время на то, чтобы пододвинуть к шкафу стул, Уэнсдэй наступает ногой на вторую полку и подтягивается на руках.

Сейф наконец оказывается на уровне глаз — и она на мгновение задумывается, какой код лучше попробовать ввести первым.

А потом ступня вдруг соскальзывает с края злополучной полки.

Пытаясь сохранить равновесие, Аддамс рефлекторно вцепляется пальцами в одну из картонных коробок. Ей удаётся удержаться, но коробка летит вниз — крышка открывается, и наружу вываливается куча каких-то бумаг.

Мысленно чертыхнувшись, Уэнсдэй спрыгивает на пол и принимается быстро собирать разбросанные листы, уже не заботясь, чтобы сложить их надлежащим образом.

И вдруг краем глаза замечает титульный лист диссертации на тему «Алебастровые предметы из гробницы Тутанхомона и художественный стиль амарнского периода». Именно эта кандидатская работа значилась в личном деле профессора — и всё бы ничего, если бы не одна-единственная строчка.

Автор: Герберт М. Тёрнер.

Oh merda. Трижды. Десятикратно.

========== Часть 10 ==========

Комментарий к Часть 10

Саундтрек: