Грааль - Стивен Рэй Лоухед

к добрым братьям, но они все такие ученые; рядом с ними, особенно за молитвой, я неизменно ощущаю себя язычником. Вины братьев в том нет, это я виноват. Быть может, истовость их молитв показывает недостаточную глубину моей собственной веры. Они, конечно, достойны всяческих похвал, но я скроен из другой ткани. Мой удел — проводить дни на коне, с копьем и щитом. И да будет так!

Святилище вырисовывалось на фоне угасающего неба темным контуром, и я немного постоял, думая о его древности. Во мне нарастало благоговение, с ним в душе я и поднялся по склону холма и вошел внутрь. Простая голая комната, способная вместить троих-четверых братьев, не более. Единственное узкое окно над алтарем, сам алтарь сложенный из трех каменных плит. На алтаре — свеча, но она не горит, и внутри святилища темно, как в пещере.

Темнота вовсе не мешала чувству умиротворения и покоя, которые, казалось, наполняют крошечную часовню безмятежностью, широкой, как море. Войдя, я встал на колени и прикрыл глаза, с головой окунувшись в этот океан спокойствия; непреодолимая волна влекла меня в свои бездонные глубины. Или высоты?..

Я не молился, а просто отпустил свой ум, позволив ему плыть по течению в море покоя. Никаких мыслей, только желание погрузиться хотя бы ненадолго в океан тишины и безмятежности. Наверное, это тоже можно назвать молитвой, не знаю.

Не могу сказать, как долго я пребывал в этом состоянии, я не думал о времени, время растворилось в вечности; в какой-то момент мне показалось, что я стою на коленях в святилище уже целую жизнь. Где-то в мире происходят какие-то события, идут войны, шумят толпы людей, а здесь — остров блаженного довольства, сопровождаемый желанием, чтобы все это длилось вечно. Пусть я навсегда останусь здесь таким, каков я есть именно в этот миг. Ничего другого я не хочу.

Я старался удержать эту мысль, цеплялся за нее, взывал в глубине души: Царь Небесный, не отринь меня! Я даже непроизвольно выкрикнул эту мольбу, страстно желая ответа. И он пришел. Лицо и руки начало покалывать. Где-то глубоко во мне зарождалось чудесное ощущение, словно вокруг меня заплескалось полотно света, а в теле родилось предчувствие мягких языков пламени, не обжигающих, но греющих душу. Я погружался в живой свет! Ощущение было настолько сильным, что я открыл глаза и увидел перед собой ту самую святыню в золотом свечении, блики которого скользили по стенам бедного святилища, как отражение света на воде.

В другой раз я мог бы удивиться этому чуду, но не сейчас. В моем нынешнем сознании это казалось совершенно естественным. Так и должно быть. Единственное, что меня занимало, это перебегающие световые волны, у которых не было источника: свет просто сиял сам по себе и проявлялся повсюду, заливая грубые стены мерцающим золотом. Удивительное наслаждение — смотреть, как все блестит и переливается, и я пребывал в невыразимом восторге. Сердце трепетало, я снова чувствовал себя ребенком, охваченным блаженством, превосходящим всякое понимание.

А потом… потом случилось чудо. Свет усилился, его сияние становилось все более плотным, как бы обретая телесность, и на меня пахнуло теплом, подобным тому, которое возникает, когда солнце прорывается сквозь облака и согревает землю силой своих лучей. Воздух наполнил легчайший звон серебряных колокольцев, колеблемых ветром. Звук стал светом, а свет — звуком; Я понял, что и свет, и звук — форма проявления той силы, которую мне пока не постичь.

И звук, и свет возрастали в силе. Мне уже казалось, что колокольцы перерастут в колокола, но вместо этого их звон сложил СЛОВО. Оно не прозвучало, но я слышал его, оно было во мне, такой же частью меня, как кровь и кости.

Слово повелевало. Но я не мог понять, чего оно требует от меня. Передо мной был все тот же бедный каменный жертвенник. Мой взгляд словно приковало к камню, и тут сквозь грубый камень стало проступать золотое свечение. Звон стал почти непрерывным, и наконец, я понял, чего от меня хотят: СМОТРИ!

С моих глаз словно спала чешуя. В центре алтаря, не касаясь его, парил Святой Грааль.

Глава 18

Грааль!

Дыхание перехватило. Я смотрел на Священную Чашу, сиявшую огненным светом славы. Сияние опалило мое лицо; мне казалось, что глаза мои стали пылающими углями. Я задержал дыхание, опасаясь вдохнуть обжигающий воздух. Кровь стучала в ушах с гулом, подобным шуму океана; а еще я слышал звуки, словно небесная арфа играла мелодию невероятной красоты, она падал с небес, словно святой дождь.

Завороженный красотой Благословенной Чаши, я попытался поднять руку, чтобы прикрыть глаза от трудно выносимого сияния, но не смог пошевелить и пальцем. И взгляд отвести не мог. Грааль заполнил все мое поле зрения. Я видел так, как никогда раньше. Перед моими глазами лежал весь путь моей жизни, и я мог идти по нему в обе стороны.

Сначала я решил пойти вперед, чтобы посмотреть, куда приведет меня дорога, но в этот момент рядом со мной в святилище возникла некая могучая сила, стократ увеличившая мою собственную жизненную силу, подавившую и заместившую ее. Так бывает на море, когда ветры с разных сторон сталкивают огромные волны. На меня обрушилась огромная тяжесть, словно гора стронулась с места и улеглась на мое ничтожное тело, раздавив его до полной невидимости. Я не мог этого вытерпеть.

Я знал — вот он, последний момент моей жизни. Сердце всколыхнулось, дрогнуло и остановилось. Я закрыл глаза.

Милосердия! Я взывал к милосердию Небес.

Не успела эта мысль оформиться у меня в голове, как тяжесть исчезла. Сердце начало биться снова, я мог дышать. Прохладный воздух целительным бальзамом хлынул в легкие, и я глубоко вдохнул, чуть не задохнувшись. Тело стало свободным, и я тут же распростерся ниц перед алтарем.

Грудь болела; руки и ноги дрожали. Я лежал, как рыба, выброшенная из воды. И все же воздух чудесным образом освежил меня, он был сладостным, как самый густой мед; восхитительный аромат окутал меня, я пил благоуханный воздух огромными глотками, так, словно раньше никогда не дышал. Голова кружилась, все вокруг плыло.

Грааль исчез, но алтарь все еще хранил мерцание небесного сияния священного сосуда, но и оно быстро исчезло, погрузив помещение во тьму. Некоторое время я лежал неподвижно, дух успокаивала ночная тишина. А потом до меня, словно звук из другого мира, долетел звон колокола аббатства, призывавший на полуночную молитву. Я неуверенно поднялся на ноги.