Сердце дракона - Лана Каминская

– Но, – Дагорм победно развёл руками, – сколько бы она стен ни порушила, ни светлого щита, ни тёмного меча так и не было найдено.

– Может, их надо выковать? – блеснул мыслью один из лучников. 

– И это было. Перелили тонны серебра и меди, да что толку? Щиты, как щиты; мечи, как мечи. Нет, в преданиях следует искать тайный смысл. Не стоит читать их ровно так, как выложены буквы. Кто знает, что за щит и меч имелись в виду.

– Так надо брать Берлау тёплыми, пока они не одумались, что за щит и меч такие, – браво выпалил другой лучник. – Заведём себе новую колонию. С Ллевингором ведь хорошо вышло.

Дагорм приложил палец к губам и покосился в сторону Стернса.

– Ш-ш-ш, юноша. Не нам с вами решать судьбу других государств. Наше дело – есть краба да обмусоливать предания древних.

С этими словами Дагорм вручил лучнику новую порцию горячего ужина и флягу с горячим питьём.

– А что за диковину мы нашли сегодня под горой? – поинтересовались справа. – Какое-то яйцо вроде.

Стоявший поодаль Гайлард, казалось, не должный слышать никакого шума, кроме шума ветра, вдруг вздрогнул и поёжился.

– Это очень странный остров, – задумчиво протянул Дагорм. – Не стоит здесь ничего трогать. Да и лучше убраться отсюда скорее, чтобы ненароком беду не накликать.

– Какая же беда? – ляпнул Рин. – Мы тут одни, если не считать змей и ворон.

– Давным-давно боги прокляли это место. И в книге мудрых было написано, что, ступив на эти земли, можно разбудить исполинское зло, силе которого никто не сможет противостоять.

– Сколько плавал сюда, никакого зла не разбудил, – разморено протянул всё тот же Рин. – Только крабов жрал. Да и в яйце сегодня кроме расплавленного золота вы ничего не обнаружили. Никакого там чудища или злобного василиска.

Дагорм гневно сверкнул глазами.

– Замолчи! Древние книги не для того писались, чтобы всякий паяц мог сомневаться в их текстах.

– А поподробней про это самое зло там есть что-то? В книгах? – робко прервала старика Рики. – Что оно из себя представляет?

– Подробнее я и сам хотел бы знать, милая девушка. Но книги лишь направляют нас, а мы уже сами должны разгадать их намёки и подсказки. Я видел древние тексты и читал их лично. Ничего, кроме смерти, не сулит высадка на Вороньем острове. Всякому, кто осмелиться покуситься на его богатства.

– Так богатств как-то маловато, – никак не мог угомониться Рин. – Одна облезлая золотая нитка да немного золота, которое один лысый морской чёрт знает, как оттуда выскрести. Оно же к камню прилипло! 

– Богатства – это не только драгоценные камни, юноша. Это могут быть знания, оружие... Как те щит и меч, что сбили с толку уже не одно поколение в Берлау. Каждый человек вкладывает в это понятие лишь свой, понятный ему одному, смысл.

– Зачем мне знания? – опять воскликнул Рин. – Вот сундучок алмазов не помешает! А про смерть это всё глупости и выдумки. Я на этом острове уже в восьмой раз. Как видите, жив-здоров и весьма недурно пахну.

– Не знаю, как ты, а мне что-то не по себе стало, – пробормотал сидевший рядом с ним стражник. – Есть в этом месте что-то недоброе. Одних ворон только сколько вокруг горы летает. Да и неспроста же книги писались.

– Ты просто краба переел, – захохотал Рин и толкнул беднягу в бок.

– Выпей, – Дагорм протянул лучнику флягу. – Это немного развеет мысли. Что сделано, то сделано. Сейчас важно ничего более здесь не трогать и молиться, что Гверн скоро заберёт нас отсюда.

– Где он бродит этот ваш Гверн? Мы добрались сюда за световой день, а королевский бриг домчится и того быстрее.

Дагорм развёл руками и как бы невзначай посмотрел в сторону Стернса.

– Я и сам задаю себе тот же вопрос.

– Гверн скоро прибудет, – раздался голос Гайларда, так и продолжавшего стоять в входа и даже не обернувшегося к сидевшей вокруг костра компании. – Если он задерживается, значит, возникли на то причины.

– Хотелось бы знать, какие такие причины, – про себя промычал Дагорм, уткнувшись подбородком в воротник одежд.

Костёр продолжал мерно трещать, а собравшиеся около него – тихо беседовать. Вскоре и их голоса стихли, и были слышны лишь ровное сопение да редкий храп. Впрочем, и те не всегда были уловимы и заглушались завыванием ветра и шумом дождя.

Стоявший у входа Гайлард опустился на землю и теперь сидел, вытянув ноги. Сон никак не шёл. Глаза уже привыкли к ночной темноте и даже могли различить очертания деревьев, сгибавшихся под напором стихии. Дождь хлестал со всей силы и своим шумом убаюкивал всех.

Внезапно Гай насторожился и прислушался.

– Ты тоже это слышишь? – тихо произнёс он в сторону заступившего на ночную вахту стражника и вгляделся в черноту ночи.

Где-то там, неподалёку, перемежаясь с гулом ветра и гневным шумом моря, раздавался еле уловимый скрежет. Будто острыми когтями медленно проводили по камню. А затем скрежет стих и сменился тихим монотонным шуршанием, похожим на трение кожи змеи о песок, которое так же внезапно пропало, как и появилось. Стернс поднялся, вытащил из ножен меч и подошёл к краю пещеры.

– Не стоит, милорд, – не отдавая себе отчёта в действиях, стражник перехватил руку Гая, не позволяя тому выйти из пещеры. Но уже спустя секунду разум завопил внутри воина, и тот спешно одёрнул руку и помолился в душе, что его нахальная заботливость не разгневает господина.

Гнева со стороны Гайларда не последовало. А таинственного шума больше не повторилось. Лишь ветер продолжал тоскливо завывать и ломать деревья, а волны – разбиваться о скалы. 

Холодные капли дождя больно били в лицо Стернса и стекали по нему тонкими струйками. Ещё раз вслушавшись в звуки ночи, Гай убрал меч обратно в ножны и ступил назад в глубь пещеры. Провёл по мокрому лицу рукой, вытирая его, и устало опустился на землю поближе к догоравшему костру. Подкинул веток. Поникшее пламя вцепилось в сухую древесину и разыгралось. От равномерного успокаивающего треска тяжелела голова, а на глаза накатывалась томная сонливость. Гайлард тряхнул головой, словно отгоняя сон, и придвинулся к каменной стене. Взгляд был прикован к входу. Но как бы Стернс ни сопротивлялся, веки постепенно тяжелели, и вскоре сон взял верх.

Кровавые языки пламени оставили после себя лишь выжженную пустошь. Ни травинки, ни деревца, ни жилого дома или кривого сарая – ничего не пощадили, а лишь ненасытно заглотнули и потребовали ещё. Повсюду было темно и пахло смертью. О былом величии Торренхолла напоминали лишь развалины замка, вокруг которых вовсю бушевал огонь. Исполинская тень пронеслась над покрытыми гарью колоннами – ранее они гордыми столпами устремлялись к облакам, а сейчас валялись в пыли бесхозной грудой камня. Вслед за тенью последовали жуткий свист и вой; огромная чёрная пасть разверзлась, и оттуда вырвалось пламя, устремившееся на останки былой гордости ныне мёртвых земель.