Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

– Видишь, у всех, наверное, есть своя больная любовь, – вздохнула Оксана. – Я встречаюсь с парнями с тринадцати лет. Первая любовь началась в пятнадцать и затянулась, а новая так и не пришла. Хочешь замуж за Соло-дова?

– Да.

– Дура. Замуж в восемнадцать лет – самоубийство. Понимаю, сейчас он, конечно, красавец, и все бабы готовы ему дать за просто так. Только за то, что он такой. Но пройдет еще лет десять, и что будет? Тебе двадцать восемь, а ему под пятьдесят. Ты в расцвете сил. А он? Лишние килограммы, одышка и пивной живот… Тебе бы парня-ровесника, или чуть старше. На один-два года, не больше. Неужели у тебя в институте нет парней?! Одной быть грустно и как-то… неправильно, что ли…

Я не ответила, не хотела признаваться Оксане, что не могу представить на месте Солодова ровесника. Сама мысль о том, что его может заменить кто-то другой – моложе на десять с лишним лет, – казалась недопустимой.

Оксана изменилась за год. Стала скорее грустная, чем спокойная. Она почти не улыбалась – разве что племяннику. За целый месяц к нам не подходили знакомиться, даже если Оксана приходила без коляски. Парни сидели своей стайкой в углу детской площадки, слушали музыку, пили пиво, курили, изредка поглядывая в нашу сторону, но так и не подошли.

– Раньше с одним парнем два-три года гуляли, потом женились и жили всю жизнь спокойно, а сейчас – поразвлекаются и к другому идут через месяц… – донесся поучительный старческий голос со стороны соседней лавочки.

Оксана равнодушно повела бровью, а потом подумала и показала язык.

– Смотри, что у меня есть, – сказала она, доставая из сумки измятый глянцевый листок с рекламой эзотерического салона. Хочу, чтобы мне погадали. Знаешь, где магазин индийских специй? Это там же, на втором этаже. Сходим завтра вместе? А то одной как-то страшно…

– Сходим, – согласилась я. – Мне тоже интересно.

Следующим утром я взяла деньги, оставшиеся после продажи камеры. Мы встретились в полдень на автобусной остановке и вместе поехали по адресу из рекламной листовки.

Мы прошли в круглую арку. Аккуратные ярко-желтые следы на сером асфальте вели к центру этнической культуры. Каменную стену украшала мистическая картина: ночь в джунглях, пальмы, пятнистые шеи жирафов и заходящее солнце на лиловом горизонте. Надпись сверху предупреждала: «На пути к себе можно столкнуться с самим собой».

Рядом с входом в магазинчик протекал искусственный ручей, обложенный камнями и заросший водяной зеленью. На самом большом камне зеленой краской была нарисована стрелка и подписано: «Путь к себе», «Магазин индийских специй».

Деревянные двери открылись со звоном китайских колокольчиков. Внутри пахло дымом сандаловых палочек, эфирными маслами и благовониями. В глазах рябило от непонятных иероглифов, магических знаков и символов. То с одной, то с другой стороны на меня смотрели пугающие маски африканских племен и скульптуры неизвестных языческих существ. Играла медленная гипнотическая музыка. Подходящее место, чтобы окончательно сойти с ума.

– Нам на второй этаж… – сказала Оксана, проходя мимо двери в индийский магазин.

– От этой вони и музыки можно спятить, – ответила я.

На втором этаже продавались ароматические масла, свечи и компакт-диски с музыкой для гипноза, релаксации, медитации, йоги и секса. В конце комнаты стояли три палатки из легкой красной ткани. В двух из них сидели гадалки, а между ними – астролог.

Первой пошла Оксана. Вернулась недовольная через сорок минут.

– Три косаря, – вздохнула она, почти падая на стул напротив меня. – Три косаря потратила. И все ради того, чтобы узнать, что у него есть другая! Как будто я сама не знала. Если тебе не жалко денег, вперед.

– Я быстро, – сказала я.

На столе перед гадалкой горела большая свеча, источавшая теплый древесный запах. Я села напротив, обхватив сумку обеими руками. Не знала, с чего начать свой рассказ, но почему-то мне хотелось, чтобы этой гадалке, этой молодой женщине с рыжими, почти красными волосами, было интересно.

– Что вас интересует? – спросила экстрасенс, выбирая из четырех колод карт. – Наверное, личная жизнь. Так?

Я кивнула. Женщина попросила сдвинуть карты и начала вытаскивать их одну за другой. Карты были такими старыми и потертыми, что к ним страшно было прикасаться.

– Это был мужчина, намного старше тебя. Ему сильно за тридцать. Очень умный. Необыкновенно умный. Можно сказать, гениальный. Он занимается наукой. Возможно, преподаванием. Красивый мужчина.

– Да, все так, – соглашалась я.

Девушка носила брекеты на верхних зубах, говорила низким, чуть прокуренным голосом и заметно шепелявила.

– Женщины без ума от него. Его нельзя не любить. Он магнит для женщин. Они любят его, как в последний раз. Безумство, страсть, боль, безысходность. Но он одинок. Уже давно. Его сердце занято единственной, которая не с ним.

– Да, это его бывшая жена, – вздохнула я.

– Она разбила ему сердце, а он… разбил несколько жизней. Он ищет ее в других и, не найдя, уходит. Ты была последней его жертвой. Он был привязан к тебе, ему было трудно отказаться от тебя. У них не было детей. Но почему тогда я вижу ребенка? Должен был быть ребенок.

– Да, должен, – согласилась я. – Я потеряла его две недели назад.

– Я так и поняла.

Мы говорили еще двадцать минут, после чего я ощутила себя опустошенной до дна и болезненно уставшей.

– Его фотографии есть? – спросила гадалка. – Если есть фото, поработаю с ними. Скорее всего, еще можно что-то сделать для ваших отношений. Это сложная работа, и нам с тобой придется приложить серьезные усилия, чтобы все получилось. Главное – это твое желание и вера.

А я не верила.

Фотографий не было – Оксана спрятала их еще в самом начале лета, в тот день, когда Игорь меня бросил. Их было немного. Всего пять штук, не совсем удачных, но это было неважно. Важно, что там мы еще вместе.

За консультацию взяли три тысячи – все, что у меня осталось после продажи фотоаппарата.

После разговора с экстрасенсом мне хотелось лечь, отвернуться к стенке, закрыть глаза и отключиться, не видя снов. Оксана тормошила меня за плечи, ждала, что я ей все расскажу, а я не могла связать и двух слов.

Три тысячи, чтобы узнать – Игорь Солодов не вернется.

С первого класса Наташу ставили мне в пример. Она сидела за первой партой, молчала и что-то рисовала наполовину засохшим фломастером. Его конец расслоился и стал похож на пушистую, разбухшую почку кислотно-алого цвета. Свои рисунки Наташа дарила Галине Васильевне, воспитательнице группы продленного дня.

Через день, вынося мусорное ведро, я находила в нем рисованные алые колокольчики. Мятый рисунок лежал в компании подгнившего яблочного огрызка и серого ластика, расписанного матерными словами.