Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

Внезапно в спальню ворвалась Карен.

— Идет, ваше величество! Король идет со своими людьми, — закричала она.

Анну поспешили водрузить на кровать. Откинувшись на пышные подушки, она сидела с распущенными волосами, вся залившись румянцем, смущенная и немного напуганная. Дверь распахнулась, и шумная толпа дворян обоих дворов не то втолкнула, не то внесла в комнату короля.

— Ваше величество, его величество!.. — пробормотал пьяный лорд Грей.

— Посмотрите, джентльмены, — торжествующе произнес Джеймс Стюарт, — моя нежная жена Анна поджидает меня в нашей кровати, как и подобает доброй жене! Разве это не предвещает нам хороший брак?

Фрейлины королевы захихикали, а придворные короля поспешили затащить его за стоявшую возле кровати ширму, где раздели и облачили в шелковую ночную рубашку. Они помогли Джеймсу взобраться на кровать, где он расположился рядом с юной королевой. Появился слуга, который поднес собравшимся серебряные кубки, наполненные вином, чтобы выпить за здоровье их величеств. Наконец, устав от нескончаемых шуток и благодушного веселья, придворные удалились, оставив короля и королеву предаваться любви.

В наступившей тишине Джеймс повернулся к супруге и сказал:

— Ну а теперь, мадам, мне бы хотелось получить тот поцелуй, что я просил три с половиной недели назад.

Анна робко и нерешительно подняла свои девственные губы навстречу мужу. Прикоснувшись к ним губами, Джеймс постепенно стал усиливать нажим, одновременно опрокидывая жену на подушки. Распахнув ее ночную рубашку, он с удовольствием принялся разглядывать свежее, девственное тело, принадлежавшее теперь только ему одному. Анна что-то бормотала, пыталась слабо возражать, но король ни на минуту не переставал целовать и ласкать жену. От поцелуев и ласк желание росло и в юной королеве, и она лежала тихая и покорная, плотно закрыв свои голубые глаза.

Ей нравилось то, что делал Джеймс, ей нравилось ощущать покалывания, пробегавшие вверх и вниз по ее позвоночнику, а потом трепетавшие где-то внутри. Она стала подумывать, нельзя ли и ей сделать что-то такое, от чего Джеми почувствовал бы себя столь же хорошо. Потом, когда она узнает мужа лучше, надо будет спросить у него.

Усадив супругу, Джеймс через голову стянул с нее рубашку и небрежно бросил на пол. Потом поднялся и сорвал рубашку с себя. Изумленная Анна вытаращила глаза. Между ног у мужа она увидела клубок красноватой шерсти, а из середины этого клубка торчал огромный живой предмет, который подпрыгивал и нацеливался прямо на нее. Взвизгнув, королева отпрянула, закрыв глаза руками.

Джеймс несказанно удивился:

— Я ведь еще не воткнул его в тебя, Анна, любовь моя.

— Воткнуть в меня?! Зачем?!

На лице короля появилась легкая досада.

— Тебе никто не рассказал об обязанностях жены?

— Мне сказали, что я должна подчиняться своему господину во всем, — прошептала она.

Джеймс облегченно вздохнул.

— Правильно, любовь моя. Ты должна подчиняться мне во всем. Так вот, это, — и он ухватился за свой орган, — это мой мужской корень, а у тебя между ног есть маленькая сладкая дырочка, куда я его вставлю. Тебе понравится, Анни, обещаю. Это так приятно!

Король никогда не имел дела с девственницей, но уже воспылал вожделением и не собирался допускать, чтобы глупая девчонка помешала его удовлетворить.

— Мне будет больно? — спросила королева, ибо где-то на задворках памяти у нее возникли пересуды старших сестер, и там было что-то, что никак не удавалось сейчас точно вспомнить.

— Да, — ответил Джеймс сухо, — но только в первый раз, любовь моя.

— Тогда нет, — решительно заявила королева, — не люблю боли и не хочу, чтобы ты всовывал в меня эту безобразную штуку. — Анна указала на его орган и вздрогнула. Джеймс растерялся.

— Это право супруга! — возразил он.

Анна надула свои пухлые розовые губы.

— Нет, — твердо повторила она.

Глаза Джеймса коварно блеснули.

— Очень хорошо, моя сладкая, — сказал он, снова забираясь к ней в кровать. — Тогда мы только немного поцелуемся и пообнимаемся.

— Да, на это я согласна, — довольно проговорила юная королева.

Джеймс нежно притянул жену к себе в объятия. Глубоко целуя Анну, он начал умело ее ласкать, пока супруга не стала у него извиваться в неистовом возбуждении. И прежде чем королева-девственница успела опомниться, король уже взобрался на нее и, направляя сам себя, втиснулся внутрь.

У королевы перехватило дыхание, она билась под ним, брыкалась, извивалась всем телом, пытаясь скинуть с себя наглеца, но от всех ее стараний он только еще глубже в нее входил. И тут внезапно отпрянул назад, а затем с силой пронзил ее чуть ли не насквозь. Анна завизжала от непритворной боли, но муж закрыл ее рот своим. Он все качал и качал, не обращая внимания на теплую струйку, которая стекала по внутренней стороне ее бедер.

Когда боль немного отступила, Анна неожиданно для себя почувствовала, что начинает наслаждаться происходящим. Она все еще сердилась на мужа-обманщика. Затем тяжело двигающееся над ней тело внезапно напряглось, несколько раз дернулось и рухнуло на нее. Анна почувствовала странное разочарование. В наступившей тишине часы на каминной доске пробили одиннадцать раз.

В другом крыле здания, в покоях графа Гленкерка, огонь горел и в прихожей, и в спальне. Патрик Лесли стоял перед камином в прихожей и раздумывал, правильно ли сделал, пригласив госпожу Андерс. Он виновато признавал, что его вполне могла бы удовлетворить хорошая шлюха. Однако, заслышав, как за спиной открылась дверь, граф обернулся и обрадовался, что пригласил датчанку.

— Входите, госпожа Андерс.

На ней было то же самое платье, и при свете камина она была еще прелестнее.

— Не хочешь ли, дорогая, выпить со мной? Есть прекрасное белое — тонкое и сладкое. — Гленкерк нежно ласкал ее взором.

— Спасибо, милорд, — ответила Кристина и, встав рядом с его стулом, обратила свой взгляд на огонь.

Граф налил вина. Подав фрейлине бокал, Патрик наблюдал, как она пила его до дна. Опустившись на стул и протянув руки, Гленкерк усадил Кристину к себе на колени и поцеловал ее.

— Не будь со мной застенчивой, малышка Кайри, — сказал он.

— Как это вы назвали меня, милорд?

— Кайри. По-гаэльски Кристина будет Кайристиона.

А «Кайри» значит «Кристиночка», а ты ведь совсем малышка.

Она прижалась к нему.

— Сколько тебе лет? — спросил граф.

— Семнадцать, милорд.

— Боже, мне тридцать семь! Я мог бы быть твоим отцом!

— Но ведь ты мне не отец, Патрик, — мягко сказала Кристина, еще теснее прижавшись к нему. Потянув его голову вниз, она страстно поцеловала графа. — Я пришла, чтобы ты любил меня.