Маятник Смерти. "Оборотни" Спецназа - Олег Таругин

Претворять в жизнь столь милый спецназовскому сердцу процесс, коим всегда является сон, решили здесь же, в кузове, разделив остаток короткой летней ночи на дежурства.

Первым изъявил желание подежурить Вовчик. Прихватив с собой «Кипарис» с накрученным пэбээсом и бельгийский «ночник», он убыл на «боевой пост» наружу — обзор из кузова был никакой.

Штырь почти сразу же завалился на идущую вдоль борта лавку и мгновенно уснул, не обращая ни малейшего внимания на грохот несущегося поезда, а мы с капитаном уселись в сторонке перекурить — спать, несмотря на все мои вышеизложенные инсинуации (впрочем, на сей раз — не скорбные) по поводу хронического, как алкоголизм, недосыпа, пока совершенно не хотелось. Да и поговорить было о чем — мой напарник-коллега, похоже, созрел наконец для вдумчивого общения… Пару минут просто сидели, вслушиваясь в ритмичный перестук колесных пар и словно не решаясь начать разговор, затем я, пододвинувшись поближе — так, чтобы можно было разговаривать, не перекрикивая грохот и скрип раскачивающейся на стыках платформы, — спросил:

— Ну и как тебе все это? Выяснять, веришь ли ты мне, теперь, я так понимаю, смысла нет?

— Нет… — Сигарета вспыхнула, на краткий миг вырвав из темноты его лицо. — С ума сойти можно, до сих пор поверить не могу! Параллельный мир, Советский Союз образца две тыщи четвертого… голова кругом идет. Неужели это возможно?!

— Сейчас самое время завернуть что-нибудь насчет «хочется проснуться и понять, что это был страшный сон», а мне, естественно, спросить: «Ты в порядке? Помощь нужна?» — усмехнулся я и продолжил: — Только это не кино, Серега, не новый блокбастер. Чем быстрее мы все это поймем — тем лучше, понимаешь?

Несколько секунд мы размеренно поглощали никотин, затем капитан все-таки ответил:

— Да понимаю я, понимаю! Просто… Ну как тебе сказать, коллега… Знаешь ведь, как бывает: кажется, вроде все на свете повидал, ничему не удивишься, под смертью сто раз ходил, а тут — раз! — и оказывается, что ни хрена и не видел. Как-то оно все… ну, неправильно, что ли… ненормально. — Он вздохнул, не зная, как поточнее выразить свою мысль. — Глупо, конечно, звучит, я понимаю — спецназ, «Альфа», вроде бы ко всему готовился, — а сейчас… ну, не знаю, как себя вести, что ли… К такому, — махнул он огоньком сигареты куда-то за брезентовый верх машины, — меня уж точно не готовили, понимаешь?

Сергей замолчал, видимо подбирая слова; я не встревал, кажется начиная потихоньку понимать, к чему он клонит.

— Нет, ты не подумай, это не какой-нибудь там страх. Я и самолеты захваченные освобождал, и здания. На Кавказе был, как-то даже «пояс шахида», уже на боевой взвод поставленный, полчаса в руках держал, пока наши спецы в схеме его разбирались да как обезвредить решали… но там все как раз понятно было — заложники, приказ, боевая задача, допустимый риск… враг, наконец! И своя земля, которую ты защищать обязан. А здесь… здесь все чужое, даже сам этот мир… Мне здесь вроде как делать нечего, понимаешь? Некого освобождать, нечего захватывать… А другому меня как-то и не учили. Тебе, коллега, наверное, проще — у вас специфика по определению иная. Разные мы с тобой, майор… — Затушив и выбросив окурок, капитан замолчал.

Что ж, похоже, я угадал. Он прав — мы с ним разные. Да, боевые братья, спецназеры до мозга костей, «псы войны»… вот только из разных стай и псарен!

Он — волкодав, в первую очередь — охранник и защитник, а я… А я, собственно, волк и есть. Его учили защищать и освобождать — заложников, здания, транспорт, а меня — наоборот.

Я — офицер диверсионного спецназа, вероломный захватчик плацдармов и стратегических объектов в тылу врага, разрушитель по сути своей или же, если отбросить красивые слова и назвать мою специальность своим именем, — тот самый террорист, с которым неплохой парень капитан Серега как раз и призван бороться.

И в другом он, как ни крути, тоже прав: диверсионному спецназу нечего делать в своей стране и меня действительно готовили «работать» на территории противника; на знакомой лишь по картам да спутниковым фотоснимкам, а зачастую — и вовсе неизвестной, местности. И раскинувшаяся за брезентовой стеной нашего временного убежища страна — не моя страна. Так-то вот…

— Ладно, коллега, я понял, — постаравшись придать голосу ту уверенность, что сам, увы, не ощущал, я на ощупь хлопнул капитана по плечу. — Не бери в голову, все равно одно дело делаем… — И, чуть подумав, уточнил: — Твое дело, кстати! Жизни спасаем аж в двух мирах, заметь! Так что считай себя на задании по спасению заложников… на территории противника, — лихо объединив обе наши несходные боевые специализации, подвел я итог.

И поспешил на всякий случай сменить тему.

— А вообще, лирика все это, капитан, — хотел было добавить про «сентенции» (вот привязалось же словечко!), но передумал. — Вы ведь тоже не только заложников освобождать обучены. Так что не такие уж мы и разные, коллега! Все равно одного поля ягодки. Давай-ка лучше подумаем, что и как нам дальше делать.

— Давай, — согласился капитан и неожиданно спросил: — А все-таки интересно, что тут произошло? Как думаешь? У них, как я понял, путч девяносто первого не провалился, как у нас, и все осталось по-старому, так? Книжку, что Вовчик в «тачке» нарыл, видел? Я успел оглавление просмотреть — там все про ошибочную линию партии, недальновидность Горбачева, разжигание иностранными спецслужбами межнациональной розни, прозападные веяния и прочая чушь.

Я кивнул и сам себе усмехнулся: в темноте Сергей этого все равно видеть не мог.

— Да, все так, только… есть одно но, коллега. — Я помолчал, пытаясь поточнее сформулировать свою мысль. — Как я понимаю, до конца восьмидесятых и у нас, и у них все шло более-менее одинаково. Может, и различалось в мелочах, но стратегически наши истории полностью совпадали. А вот затем… Вот ты август девяносто первого хорошо помнишь? Должен помнить, мы ж тогда уже оба с тобой служили?

— Ну? — Голос Сергея на удивление напрягся — похоже, упомянутый мной месяц он помнил не понаслышке.

— Я даже не про осаду Белого дома как таковую, не про так и не отданный — вам, кстати, не отданный! — приказ на штурм, не про танки на улицах и идиотский ГКЧП, я про настроения народа, про то, что в республиках творилось, про освещение в прессе — помнишь? Вот скажи: даже если бы ваши тогда на захват двинули, депутатов разогнали да Бориса арестовали, смогли бы коммунисты реально власть удержать? И все, что тогда в стране творилось, назад повернуть? Даже если бы настоящие репрессии пошли? Смогли бы?

Капитан ответил не сразу — обдумывал:

— Знаешь, я ведь там был. И ждал того самого приказа… Наша штурмовая группа должна была через один из служебных выходов заходить, с подземного уровня. Так что помню — и, поверь, очень хорошо помню. А насчет остального… Наверное, ты прав — не смогли. Слишком все серьезно было — не там, на баррикадах, а вообще серьезно… Надо было или всю страну кровью залить или… смириться и попытаться как-то иначе. Да и то, пожалуй, я гарантии бы не дал. Если хотя бы на год раньше…