Медвежий Яр. Часть 1 - Алёна Берндт

Когда до воскресенья, когда должны были вернуться муж и сын, оставалось всего три дня, Лиза сидела в мастерской и недовольно хмурила брови. Никак не шла у неё сегодня работа, она уже чуть не испортила небольшую картину, которую ей совсем недавно привезли в работу из областного центра и шепнули, что принадлежит она одному «важному» человеку, потому и сделать её нужно по высшему разряду и в короткий срок. А тут, как назло, у Лизы ничего не получалось, и она решила пока отложить полотно, взявшись за старую, потемневшую от времени и копоти икону, принесённую ей дочкой Ефросиньи Кушнарёвой.

– Лиза! Лиза! – раздались крики во дворе мастерской, Лиза вздрогнула и выронила из рук баночку с очищающим раствором, это был голос Любаши Гавриловой.

– Лиза…, – запыхавшаяся, растрёпанная и красная, Люба ввалилась в распахнутую дверь мастерской, – Бежим скорее на старую пристань, там наши…наши вернулись…

– Что? Что случилось! – Лиза не смогла выговорить слова, голос сорвался на хриплый шёпот.

– Не знаю! Бежим скорее, я по пути за тобой! Галка Мищякова ко мне прибежала, сказала – раненые все, случилось что-то, муж её туда бегом побежал…

Григорий Мищаков был местным фельдшером, и от этого известие было еще ужаснее… Как Лиза и Люба долетели до старой, полуразвалившейся пристани, почти наполовину уже ушедшей «в реку», Лиза не помнила. Сердце билось, бу́хало, как набат, но ног они обе под собою не чуяли.

Продравшись сквозь небольшую толпу, собравшуюся у пристани, Лиза увидела страшную картину, и рядом с нею раздался стук падающего на землю тела потерявшей сознание Любы.

Старый, но добротный «Прогресс» Гавриловых был весь залит кровью. Сам Пётр, белый до синевы, сидел привалившись к борту, было видно, что он вопреки всему довёл лодку до Бобровки. Его левая рука… казалось, что вот-вот и она просто отделится от тела, из плеча торчали осколки кости. Голова была изранена, а одежда изодрана.

В лодке лежали Виталий и Фёдор, в таком же состоянии, если не хуже… Только глянув в лицо мужу, Лиза поняла, что он мёртв, а вот лицо сына… оно превратилось в кровавое месиво, но он часто и шумно дышал.

Лиза не потеряла сознания, она подошла к лодке и спросила бледного и перепуганного Мищакова, который сам был на грани:

– Что? Чем помочь?

– Это… это медведь… наверное, пока не скажу точно. На, зажимай вот здесь, чтобы кровь остановить. Галка вызвала из района, скоро приедут.

Глава 26.

Пока ждали скорую, еле живой Пётр рассказал, задыхаясь от боли, что же приключилось с ними на дальней заимке. Домой они собрались немного раньше срока – сам егерь почувствовал недомогание после перенесённой недавно простуды. Да и Фёдор без Димки совсем заскучал, поэтому компания собралась и направилась к берегу реки, где их ждала старенькая лодка Гаврилова.

Пока шли от заимки, Пётр услышал вдалеке звуки выстрелов и очень удивился – этот участок леса к охотничьим угодьям не относился, поэтому все не на шутку встревожились. Когда до реки оставалось совсем немного, в кустах они увидели мёртвого медвежонка, по всей видимости убитого браконьерами совсем недавно.

– Скорее, давайте к лодке! – скомандовал Гаврилов, но не прошли они и десяти метров, как из-за деревьев на них налетела огромная, разъярённая медведица…

– Виталий Федьку собой закрыл, а у меня даже ружьё не заряжено на медведя… Так, пугалка…, – воздух со свистом вырывался из груди Петра, он пытался не потерять сознание, – Я заорал, чтобы отвлечь её, она трепала ребят со всей злостью… И она пошла на меня… Ушла она неожиданно, бросив нас… То ли услышала что-то, то ли нас мёртвыми посчитала. Я очнулся и кое-как, по одному дотащил ребят до лодки, потом потерял сознание, сколько пролежал, не знаю, а как очнулся, повёл домой… Там, в кустах, видел чью-то лодку, новенькая совсем, точно не местная… я … такую не знаю, вроде импортная какая-то.

Две скорые присланные из района, приехали довольно быстро в сопровождении милицейской машины, и врачи, торопливо покрикивая на толпу, на ходу разворачивали носилки.

– Здесь уже не помочь, – тихо сказал средних лет доктор, и накрыл тело Виталия окровавленным плащом, который достали из лодки.

Лиза и Люба сидели в тихом коридоре районной больницы и молчали, уставившись в стену. Обе были бледны и испачканы в крови, чем пугали изредка проходивших мимо медсестёр и пациентов.

– Пойдёмте, вам нужно умыться, – строгим тоном, хоть немного приведшим обеих женщин в сознание, сказала подошедшая к ним старшая медсестра.

Люба и Лиза послушно поднялись и пошли вслед за нею в уборную, где обе умылись, кое-как почистили свою одежду, а после их провели на сестринский пост, где измеряли давление и каждой дали по нескольку таблеток, сказав, что это успокоительное. Послушно исполнив всё, что требовал медперсонал, женщины вернулись к стульям в самом углу коридора.

Была уже почти ночь, когда из-за стеклянной матовой двери показался усталый доктор, глянул на женщин, в глазах которых читалась отчаянная мольба и подозвал к себе Лизу.

– Вы мать мальчика? – спросил он, и Лиза только смогла кивнуть в ответ, – Повреждений много, но опасности для жизни нет. Каким-то чудом не задета артерия, рана совсем близко, и глаза тоже, ему повезло… Но вот лицо, шея… голос… мышцы повреждены глубоко, поэтому пока не могу делать прогнозы. Но жить мальчик будет, повторяю, опасности нет. Сейчас он в реанимации и к нему нельзя. Поэтому советую вам поехать домой, прийти в себя и отдохнуть.

– Спасибо, доктор… спасибо вам, – Лиза не могла говорить, голос куда-то пропадал, доктор пожал её холодную руку и скрылся в глубине коридора.

Лиза обернулась и увидела, что рядом с Любой сидит женщина, по-видимому, тоже доктор и о чём-то негромко ей говорит.

Она отошла чуть в сторону, чтобы не мешать их разговору, и прислонилась горячей своей спиной к прохладной стене. Она закрыла глаза и постаралась отогнать от себя эту чёрную, непроглядную пелену, так и пытающуюся затянуть её, накрыть с головой и утянуть, утащить поглубже…

– Надо домой ехать, – раздался рядом безучастный голос Любы, – Ночь уже, наверное, сейчас ни на чём уже не уедем. Если только на электричке, а там до Бобровки пешком через поле… Или завтра на автобусе.

– Что, Любаш? – тихо спросила Лиза.

– Руку отняли, не спасти уже. Жизнь спасали, так доктор сказала… Ох, Лиза, что же это…, – Люба затряслась и закрыв лицо ладонями, тихо зарыдала.

– Любаша… он живой! Петя живой, понимаешь? Рука…что теперь, главное – живой…

Обе поняли, что сидеть на автовокзале до