Ледяной сфинкс - Жюль Верн

Я снова улегся и, хотя имя Артура Пима продолжало звучать у меня в ушах, проспал до утра.

Утром воспоминание о ночном происшествии сделалось расплывчатым, и вскоре я совсем позабыл о нем.

Перечитывая рассказ Артура Пима – а чаще всего я делал это в компании капитана, – итак, перечитывая его, словно этот рассказ заменял нам бортовой журнал «Джейн», я отметил печальное происшествие, случившееся на «Джейн» 10 января: в тот день американец, уроженец Нью-Йорка, Питер Реденбург, один из самых опытных матросов на «Джейн», поскользнулся и упал между двумя льдинами; он исчез из виду, и его не смогли спасти.

То была первая жертва рокового путешествия, а сколько их еще будет вписано в некролог несчастливой шхуны!

По этому поводу мы с Леном Гаем обменялись репликами, обратив внимание на то, что в тот год весь день 10 января стоял колючий холод, а ураганный ветер приносил с северо-востока снег и град. Экипаж «Джейн» наблюдал припай гораздо дальше к югу, чем мы; вот почему ему никак не удавалось обогнуть его с запада. Судя по рассказу Артура Пима, это случилось только 14 января. После этого их взору предстало «открытое, без единой льдинки море», тянущееся за горизонт, с течением, скорость которого составляла полмили в час.

С «Халбрейн» повторялось теперь то же самое, так что мы могли бы заявить вслед за Артуром Пимом, что «никто не сомневался в возможности достигнуть полюса».

В тот день, судя по наблюдениям капитана «Джейн», они находились на 81°21’ южной широты и 42°5’ западной долготы. Утром 20 декабря мы находились практически в той же точке. Оставалось пройти в направлении острова Беннета всего сутки – и он предстанет перед нами.

При плавании в этих водах с нами не произошло ничего примечательного, в то время как в бортовом журнале «Джейн» 17 января было зафиксировано несколько странных событий. Вот главное из них, позволившее Артуру Пиму и его спутнику Дирку Петерсу проявить самоотверженность и отвагу.

Часа в три дня марсовой заметил небольшую дрейфующую льдину – выходит, даже в этом свободном ото льдов море иногда попадались льдины… На льдине находилось какое-то крупное животное. Капитан Уильям Гай приказал спустить самую большую шлюпку. В нее уселись Артур Пим, Дирк Петерс и старший помощник капитана «Джейн», несчастный Паттерсон, тело которого мы подобрали между островами Принс-Эдуард и Тристан-да-Кунья.

Животное оказалось полярным медведем пятнадцати футов в длину, с шерстью чистейшего белого цвета, очень жесткой и слегка завивающейся, и с округлой мордой, напоминающей морду бульдога. Несколько выстрелов, достигших цели, не причинили ему вреда. Гигантский зверь бросился в море, поплыл к шлюпке и, схватившись лапами за борт, перевернул бы ее, если бы Дирк Петерс не вспрыгнул на зверя и не вонзил ему в шею нож, поразив позвоночник. Обмякший медведь скатился в море, увлекая за собой метиса. За борт полетела веревка, и тот выбрался из воды. Медведь, распростертый на палубе «Джейн», оказался, если не считать его размеров, вполне обычным зверем.

Однако вернемся на «Халбрейн».

Северный ветер утих и больше не возобновлялся, и шхуна продолжала смещаться к югу только благодаря течению. Это грозило задержкой, с которой мы, сгорая от нетерпения, никак не могли смириться.

Наконец наступило 21 декабря, и приборы показали, что мы находимся на 82°50’ южной широты и 42°20’ западной долготы. Островок Беннета, если таковой существовал в природе, был теперь совсем близко…

Да, он действительно существовал, этот островок, и в той самой точке, куда его поместил Артур Пим: к десяти часам вечера крик наблюдателя оповестил нас, что по левому борту показалась земля.

«Халбрейн», поднявшись на восемьсот миль к югу от полярного круга, подошла к острову Беннета! Экипажу был необходим отдых, ибо на протяжении последних часов он окончательно выбился из сил, буксируя шхуну шлюпками по совершенно замершей поверхности океана. Высадка была перенесена на завтра, и я возвратился к себе в каюту.

На этот раз моему сну не мешал никакой шепот, и в пять утра я одним из первых появился на палубе.

Нечего и говорить, что Джем Уэст принял все меры предосторожности. На палубе была выставлена усиленная охрана, рядом с пушками лежали наготове ядра, гранаты и заряды, все ружья и пистолеты были заряжены, абордажные сети приготовлены. Все помнили о нападении туземцев острова Тсалал на «Джейн», а наша шхуна находилась менее чем в шестидесяти милях от места, где много лет назад произошла та непоправимая катастрофа.

Ночь прошла спокойно. Настал день, однако воду вокруг «Халбрейн» не бороздила ни единая шлюпка, а на берегу не было заметно туземцев. Островок казался совершенно безлюдным; собственно, Уильям Гай тоже не обнаружил на нем следов пребывания человека. На берегу не было ни единой хижины, из глубины острова не поднимались дымы, которые указывали бы на то, что перед нами лежит обитаемая земля.

Моим глазам представал, в полном соответствии с описанием Артура Пима, скалистый островок, окружность которого не превышала одного лье, без малейших признаков растительности.

Наша шхуна стояла на одном якоре примерно в миле от острова. Капитан Лен Гай привлек мое внимание к точности определения координат, произведенного Артуром Пимом.

– Мистер Джорлинг, – продолжал он, – видите вон тот мыс на северо-восточной оконечности острова?

– Вижу, капитан.

– Не напоминает ли нам это нагромождение скал перевязанные кипы хлопка?

– Действительно – точно так, как это описано в книге.

– Остается только высадиться на этом мысу, мистер Джорлинг. Кто знает, не встретим ли мы там следов, оставленных людьми с «Джейн», – вдруг им удалось сбежать с острова Тсалал?..

Здесь мне хочется сказать, в каком настроении пребывали участники экспедиции «Халбрейн».

В нескольких кабельтовых от нас лежал островок, на который ступили одиннадцать лет тому назад Артур Пим и Уильям Гай. К тому моменту команда «Джейн» сильно сдала: на борту ощущалась нехватка топлива, а у людей развилась цинга. На нашей же шхуне, напротив, все находились в столь добром здравии, что любо-дорого было посмотреть, а если новички и жаловались на что-то, то только друг дружке. Старые члены экипажа демонстрировали рвение и надежду на успех и были весьма довольны тем, что цель уже близка.

Что же до мыслей, стремлений и бьющего через край нетерпения капитана Лена Гая, то об этом можно догадаться и без моей помощи. Он просто пожирал остров Беннета взглядом своих горящих глаз!

Однако на борту находился еще один человек, взгляд которого был прикован к островку столь же неотрывно, – Хант. С тех пор как шхуна встала на якорь, Хант, в нарушение своей привычки, не прилег передохнуть на палубе и ни разу не сомкнул глаз. Опершись о релинги правого борта, плотно сжав огромный рот и сильно наморщив лоб, он не сдвинулся с места, впиваясь взглядом в берег островка.